— Добрый вечер, — окликнул он мокнувшую под дождем Елену Константиновну, и та сразу же вцепилась в его руку.
— Пойдемте, пойдемте. Скорее…
Климов придержал ее за локоть.
— Может, рано праздновать успех?
— Нет, нет! — потащила его за собой Легостаева. — Все так удачно!
— Что? — не сдвинулся с места Климов, и она укоризненно отпустила его руку. — Вы мне не верите? Я выследила их.
— Я это уже слышал, — подозревая ее в болезненном самообмане, ответил он и официальным тоном попросил ввести его в курс дела.
Легостаева пугливо оглянулась и сбивчиво поведала о том, как она все эти дни следила за тем парнем, что работает на кладбище, а вот сегодня вечером, когда уже стало темнеть, увидела его и сына вместе, и сын живет вот в этом доме: номер восемь.
Климов вспомнил показания Червонца и его подозрения насчет самообмана Легостаевой не то, чтобы рассеялись, но отошли куда-то в глубину сознания. В этом доме жила Шевкопляс, дочь Фифильщика.
— Ну что же, пойдемте.
Хотелось надеяться, что все услышанное — правда, и впросак на этот раз они не попадут.
Дверь им открыла высокая дородная блондинка в ярком шелковом халате. Глянув на предъявленное ей удостоверение, она отвела глаза и уперлась рукой в стену.
— А собственно… по какому праву?
Узнав о цели столь неожиданного и, надо сказать, неприятного визита, она уже было повернулась к ним спиной, но, словно испугавшись какой-то тайной мысли, снова посмотрела на пришедших с непонятной настырностью.
— Час от часу не легче.
— Вы уж извините, — подала свой голос Легостаева, но блондинка стала возражать: — А мы не принимаем. Врываетесь без приглашения…
С тех пор, как Климов стал работать в милиции, подобные упреки слышать приходилось часто, и он привычно попросил прощения.
— Я не надолго, только познакомлюсь с вашим мужем.
Поскольку смотрел он не менее твердо и просил лично от себя, а значит, и от уголовного розыска, Шевкопляс с деланной небрежностью запахнула на груди халат и, отстранившись, пропустила в прихожую. Легостаева излишне тщательно принялась вытирать туфли о половичок. Она явно смешалась под взглядом хозяйки.
Раздеться им не предложили.
В сущности, в этом нет нужды, подумал Климов и прошествовал в дом. Минуя крохотную спальню и не менее тесную кухоньку, он профессионально отметил, что мебель в них дорогая, подобрана со вкусом, хотя его и раздражало обилие крестов на стенах. Деревянных, бронзовых, фаянсовых… Но особенно вычурным ему показалось сочетание красного с белым и уйма всяких безделушек, когда он вошел в «залу», как выразилась Шевкопляс, громко предупредив мужа о гостях. Климова едва не замутило от вида дорогой посуды и прорвы хрусталя. Чувствовалось, что для полной иллюзии светского образа жизни хозяйке не хватает канделябров и рояля. Ну, может быть, еще камина с полыхающим огнем. Вместо камина в зале стоял чайный столик, застланный искусственной скатеркой, на ало-белых разводах которой был расставлен кофейный сервиз в соседстве с массивной пепельницей из богемского стекла. Рядом со столиком, упираясь ногами в батарею водяного отопления, вполуоборот к вошедшим, сидел молодой мужчина с зажатой в пальцах сигаретой. Пепельно-дымчатый сиамский кот, угревшийся на его коленях, с дьявольским презрением в глазах уставился на Климова.
— Володя, у нас гости, — еще раз нарочито громко сообщила Шевкопляс и властно опустила руку на плечо супруга.
— Кто такие? — вяло спросил тот и глянул снизу вверх на подошедшую жену.
Она скривилась.
— Из родной милиции.
Пальцы, в которых дымилась сигарета, заметно дрогнули.
Спихнув с коленей кота, хозяин дома оттолкнулся ногами от батареи и развернулся вместе с креслом в сторону гостей. Темноволосый, кареглазый, с крепким подбородком и высоким чистым лбом.
По его замкнуто-отрешенному лицу, по сухому блеску глаз можно было догадаться, что их ждали. Хозяин не казался человеком, застигнутым врасплох. Видимо, Червонец рассказал о том, как побывал в милиции, где его приняли за сына неизвестной женщины.
Климов перевел взгляд на Легостаеву.
В первую секунду она оторопело смотрела на повернувшегося к ней мужчину, а затем беззвучно бросилась к нему на подгибающихся от волнения ногах.
— Сыночек!
Вскрик радости и удивления заставил вздрогнуть не только хозяина дома, но, как показалось Климову, и его жену.
Обхватив плечи «найденного сына», Легостаева припала головой к его груди, но тот, с внезапно побледневшим лбом, резко поднялся, и она бессильно-радостно сползла к его ногам.
Читать дальше