Леонид Пузин - ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСПОЖА РАБЫНЯ

Противиться долгой, невыразимо мучительной пытке Люмбаго уже не мог и решил действовать не дожидаясь Сигнала. Брызгалов, через которого после нейтрализации Бутова масонский Центр ретранслировал волны ужасной душевной боли, наверняка в своём кабинете, и как ни трудно заставить себя выйти из дома, он, Николай Иванович, с этим справится — Россия будет избавлена от ещё одного масонского выродка.

Вставив в "Браунинг" полную обойму, Люмбаго подумал, не захватить ли ещё одну — запасную — но сразу отказался от этого намерения: незачем! Две пули в Брызгалова, одну в себя — и Надзирающий Снизу избавит его от этих невыносимых мук! Да, в этой жизни масоны оказались сильнее обоих Надзирающих — но Там! О, с каким наслаждением он станет подкладывать дрова под котёл, в котором будут кипеть и Брызгалов, и Бутов, и эти чёртовы потаскушки — бутовские рабыни!

Одевшись в чёрный костюм, Люмбаго переложил в боковой карман ключи от своей новенькой "Волги" и, захватив "Браунинг", с огромным трудом, собрав все свои душевные силы, взялся за ручку входной двери, как зазвонил телефон. Наконец-то! Сигнал!

Тревога Лидии Николаевны нарастала с каждой минутой — нет! Всё обойдётся! Геннадию Ильичу — её Геннадию Ильичу — не впервой участвовать в задержании опасного преступника!

(А что сегодня майору предстояло именно это — женщина знала вопреки всем его уверениям в противном.)

Проводив Брызгалова на работу — и дёрнул же её чёрт брезгливо поморщиться от предложенной с утра рюмки водки?! — Лидия Николаевна занялась уборкой и, увлёкшись, чуть было не переставила по своему усмотрению стол и кровать, но вовремя спохватилась: ей что? Недостаточно одной непростительно глупости? Как же, каждая женщина лучше любого мужчины знает из чего складываются уют и порядок в доме? Даже если этот мужчина — холостяк с многолетним стажем?

"Не дури, Студенцова, — обнаружив, что мысленно прикидывает, войдёт ли диван-кровать в нишу, занимаемую сейчас письменным столом, одёрнула себя Лидия Николаевна, — и займись-ка, голубушка, чем-нибудь другим!"

Но ничего другого, к сожалению, не находилось: за каких-нибудь два часа брызгаловская квартира была вылизана до блеска, а затевать возню с рассольником и пирогами на ужин — рано. И Лидия Николаевна, поставив тесто, устроилась перед телевизором — надеясь таким образом погасить тревогу, охватившую её вскоре после ухода Геннадия Ильича. Но телевизор с его бесконечными латиноамериканскими страстями не помогал — тревога продолжала расти. И вместе с тревогой увеличивался сумбур в голове женщины: мысли путались, перескакивали с одного на другое и, главное, становились всё занозистее и беспощадней:

"Только бы обошлось! Только бы не убили! Геннадия Ильича — Гену — Геночку! Её Геночку! И какие всё-таки мы бабы бываем стервы! Всё норовим по-своему! И всё — будто бы заботясь! Курить вредно! Пить вредно! А жить с нами — такими "заботливыми" — не вредно? Только бы не убили! Спаси его, Господи, и сохрани! Как же — борьба за здоровый образ жизни! Вот именно — борьба! Кто главнее! А без борьбы? Неужели нельзя? И что же? Если муж не держит в страхе жену — она садится ему на шею? А любовь? Только бы не убили! Её Геночку! А почему — её? Потому что — любит? И значит: любовь — деньги? На которые можно купить душу? Но тогда — какая же, к чёрту, это любовь? Это не любовь — это тирания любви! Ну, понесло бабу! Нет, мужу нельзя без плётки! Ведь женщине совершенно необходимо время от времени чувствовать себя рабыней! Но не только рабыней — госпожой тоже. Как Геночка — о, Господи, хоть бы его не убили! — когда я, озорничая, таскала его за волосы, в шутку взмолился: Ваше Величество Госпожа Рабыня… да, именно так! Чтобы всё вместе! О Боже, отведи от него все опасности! Пусть мимо пролетят все пули! Гена, Геночка — мой!"

Сумбур в голове, тревога в сердце — казалось бы, ничего хорошего, но… ждать, верить, любить, надеяться! Разве это не счастье? А в сравнении с той выжженной кавказской войной пустыней, которую душа Лидии Николаевны представляла прежде — счастье невообразимое. Такое — что женщина боялась верить в него… боялась… и всё-таки — верила! И была согласна благословить даже мучительную тревогу за жизнь любимого! И благословляла — веря, надеясь, любя, молясь: "Боже, отведи от него все опасности! Мимо пусть пролетят все пули!"

Зубов, узнав о положительном результате разговора Геннадия Ильича с Долговым, надолго задумался — минуты две, три в трубке слышались лишь далёкое попискивание, лёгкий треск да тяжёлое, с присвистом, дыхание полковника. Затем раздался его странно неуверенный, будто бы уже не "пред", а "послепенсионный" голос.