Буало-Нарсежак - Шусс

До самого наблюдательного поста я сохранял молчание. Вокруг нас раздавались голоса. Оказалось, народу значительно больше, чем предполагали. Легкий туман затушевал верхушки сосен, но видимость была хорошей, особенно на верху трассы. Эвелина была права, спуск напоминал желоб для саней, который извивался среди деревьев, белый от опасно поблескивающего снега. Дебель посмотрел на часы.

— Без пяти одиннадцать. Начало через пять минут. Деррьен сказал, что стартует ровно в одиннадцать. Когда будет проходить мимо нас, он уже наберет полную скорость. Я вам сказал, что заказал обед? Надо отметить успех. Внимание!

Дебель начал отсчет и закричал:

— Гоп! Он пошел.

Мы оба подались вперед, пытаясь услышать звук лыж, скользящих по снегу. У меня замерзли руки и ноги, а сам я весь взмок под шерстяным бельем.

— Да, — сказал Дебель, — он запаздывает. Что же там такое…

И вновь тишина. Одиннадцать пять… Одиннадцать десять… Дебель выпрямился.

— Несомненно, и на этот раз…

Он не закончил фразу и, даже не посмотрев, следую ли я за ним, начал спускаться.

— Подождите, — сказал я. — В последний момент могло случиться что-нибудь непредвиденное.

Дебель пожал плечами.

— Полноте, все, чего мы можем сейчас желать, это чтобы он не разбился.

Мы одними из последних подошли к отелю. По волнению собравшейся там толпы можно было издали догадаться о несчастном случае. Когда Берта, мертвенно-бледная, какая-то съежившаяся, заметила меня, она сказала только два слова:

— Все кончено.

Поль, не сердись, но я буду краток. Каждая деталь доставляет мне боль, и слишком много образов роится в моей голове. Ты же знаешь не хуже меня, как все происходит в подобных случаях: суматоха, вспышки блицев, выкрики, все это безнравственное кишение вокруг несчастного случая. Я крикнул: «Где он?» — и не разобрал, что мне ответила Берта. Журналист, обвешанный аппаратурой, показал мне на бар, куда уже сумел проникнуть Дебель. Я повел туда Берту, но у стойки портье она высвободилась, сказав:

— Я поднимусь в свой номер. От всего этого я совсем заболела.

Я колебался, но кучка любопытных, столпившаяся у входа в бар, подтвердила, что Деррьен там. Но что с ним? Я прокладывал себе дорогу, удивляясь, откуда здесь столько народу. Здесь были постояльцы не только нашего, но и других отелей, все знали об испытаниях, проводимых Деррьеном. В конце концов я проник в бар.

Деррьен сидел в дальнем углу, Лангонь — рядом с ним. Деррьен совсем не был похож на человека, только что потерпевшего катастрофу. Он даже улыбнулся, завидев меня.

— Это не опасно, — сказал он, — несомненно, просто вывих.

И все это, прости меня, Поль, в беспорядке, среди гомона. К Деррьену протягивали микрофоны. Я постарался ухватить нить его рассказа, но людской водоворот отнес меня от Деррьена. Какой-то голос грубо закричал:

— Назад… Отойдите все… Назад.

Я спросил у человека, наступившего мне на ногу, кто это.

— Врач курорта, — ответил он. — Он отвезет Деррьена в Ниццу, чтобы сделать рентген.

Люди покидали зал, и я узнал доктора Росси, учившегося в Гренобле. Он пожал мне руку и сказал:

— Неудачное падение. Возможно, разрыв связок правой лодыжки [12] . Но чтобы у меня было спокойно на сердце, он должен полежать месяц в гипсе.

Наконец я смог протиснуться к Деррьену.

— Как это произошло?

— Если бы я знал, — ответил он. — Все задают мне тот же вопрос. Очень сожалею, но все произошло так быстро!

— Очень больно?

— Немного, когда опираюсь на ногу, но со мной уже происходили такие штуки, это не очень страшно. Мне стыдно перед мадам Комбаз. Приходите в клинику навестить меня.

Деррьен поднялся, повис на руке врача и, поддерживаемый слева Лангонем, прыгая на одной ноге, вышел. Тут я заметил Эвелину, буквально забившуюся в уголок бара с пустым стаканом. Я сел напротив нее.

— А что я говорила, — пробормотала она. — Если бы я не была такой ленивой, я переписала бы это проклятое письмо двадцать раз, и ничего бы не произошло. «Он упадет», «Он упадет». Никто не хотел верить, и вот пожалуйста.

У Эвелины был остановившийся взгляд, губы дрожали. Внезапно ее лицо превратилось в маску ярости.

— Не смотри на меня так, — закричала она. — Да, я выпила. Здесь, совсем одна, ожидая, чем все это кончится. Я выпила, как делал мой отец, когда все на свете ему опротивеет.

— Но Деррьен… — начал я.

— А мне плевать на Деррьена, мне плевать на весь ваш цирк. Я хочу умереть.