Ни время, ни место не были подходящими, чтобы сообщить ей, что по возвращении в Гренобль я собираюсь купить потрясающее обручальное кольцо. Я придумал эту уловку, чтобы поставить и Берту и Эвелину перед свершившимся фактом. Я поспешил закончить разговор, выразив глубокую уверенность:
— На самом деле для беспокойства нет ни малейших поводов, победа за нами.
Поль, как я ни стараюсь, но начиная с этого момента в моих воспоминаниях зияют провалы. Помню, что болтал направо и налево с журналистами. Вспоминаю также, как мы все вместе ужинали и в конце кто-то предложил тост за успех Деррьена, что вызвало крики: «Замолчите… Постучите по дереву…» У меня был короткий разговор с Эвелиной.
— Ты увидишь эту трассу, — сказала она. — Она крута, как желоб для саней.
Потом Лангонь и Деррьен отправились в свой номер, каждый прихватил с собой бутылку минеральной воды. Решив спать без просыпу до утра, я принял таблетку могадона и взглянул на небо. Звезды, горы, снег напоминали огромный пустой театр, становилось немного страшно. Именно начиная с этого момента я набросал заметки, про которые ты сказал, что они непонятны. Волнение, знаешь ли, Поль. Даже теперь я чувствую себя потрясенным, но буду стараться писать связно. Когда я на следующее утро спустился к завтраку, отель гудел, как растревоженный улей. Все были здесь, журналисты вперемежку с постояльцами, Дебель, одетый альпийским стрелком. Эвелина кашляла. Берта сказала мне:
— Когда это она умудрилась простудиться? Все у нее не как у людей.
Я нашел Лангоня и Деррьена, они ждали на улице. Лангонь с озабоченным видом мял в руке пригоршню снега. Деррьен, напротив, казался очень довольным.
— Все в порядке, — сказал он.
— Я надеюсь, — добавил Лангонь, отряхивая руку. — К несчастью, небольшая оттепель. Снег обледенел, но на некоторых участках будет липнуть к лыжам, условия неидеальны. Непонятно, какую выбрать мазь. К тому же менее чем через час спустится туман.
— Не ломай голову, — пошутил Деррьен.
Они уже были на «ты», и это создавало странную атмосферу, похожую на ту, что царит перед началом любых гонок, независимо от средств передвижения. Стараются казаться веселыми, делают вид, что уверены в успехе, но каждый участник знает, что через несколько мгновений и в случае победы, как и в случае поражения, он станет другим.
— Я и не ломаю, — сказал Лангонь, — но не люблю покер.
Я оставил их размышлять и присоединился к Берте, беседовавшей с Эвелиной за маленьким столиком.
— Сядь, — сказала Берта. — Нам с Эвелиной надо снова быть вместе. Я хочу предложить Эвелине место на фабрике. Она больше не может так жить. Отец, конечно, ей не оставил ничего. Квартирка ее заложена. О, я в курсе дела! Предположим, что она получит за нее двести тысяч франков, а что потом?..
— На твоей фабрике. — Эвелина зло взглянула на Берту. — Ты уверена, что сохранишь ее? Тебя же предупредили: «Он упадет». Если он упадет, то…
Берта сжала мне руку.
— Заставь ее замолчать, — прошептала она.
Мать, дочь, любовник между двумя своими любовницами — это тоже была ужасная партия в покер. К счастью, к нам подошел Дебель.
— Очень тягостно ждать, — сказал он. — У вас нет желания подняться наверх? Я хочу встать на середине трассы. Мне показали место, откуда далеко видно, сверху донизу.
Обрадовавшись представившейся возможности убежать от назревающей ссоры, я поспешно поднялся.
— Я пойду с вами.
В этом месте мои воспоминания застилаются туманом. Холод проникал через куртку. Подниматься было тяжело, подъем все не кончался, и тихий внутренний голос повторял мне: «Тебе это все не по возрасту, старина, совсем не по возрасту». Я рассеянно слушал Дебеля.
— Если кто-нибудь из нас, — говорил он, — начнет избавляться от акций, все полетит вверх дном. К несчастью, у меня самого большой пакет. Донимаете, Бланкар, на месте Берты Комбаз я бы все немедленно продал, не дожидаясь закулисных маневров. Бедняжку обложили со всех сторон.
Я, с суеверным страхом, больше думал об Эвелине. С монахом или без, несчастье было написано ей на роду.
— Предположим, — сказал я, остановившись перевести дух, — что Деррьен упадет. Ничто не помешает ему вскоре повторить спуск. Создается впечатление, что для Берты и ее дочери единственная неудача означает конец испытаний, это смешно.
— Конечно, — согласился Дебель, — но подумайте о контррекламе. Вспомните, например, все неприятности, случившиеся с ракетой Ариан. Согласен, это не одно и то же. Но в случае с «велос» существует дополнительная опасность. Кто-то знает и повсюду говорит, что лыжи приговорены. Вот в чем драма.
Читать дальше