Кирилл Шелестов - Погоня

Я сделал над собой усилие, чтобы остаться спокойным, хотя бы внешне.

— Ты мог лишиться миллиона, — только и выговорил я.

— Не мог. Они бы в зачет пошли. А вот тебя, дурака, было жалко. Но он обещал тебя выпустить, как только основные вопросы уладим. Возьми, а то меня совесть мучить будет.

— Совесть?

— Ну, совесть — не совесть, а что-то же у меня тут есть, — он хлопнул себя по груди. — Или ты считаешь, ничего нет?

— Что-то должно быть, — согласился я.

— Портмонет, — подсказал Плохиш. — А больше ничего и не надо.

Он, наконец, запер сейф и закрыл шкаф.

— Витюньчик! — добавился к Храповицкому Иван Вихров. — Ты где, родной? Девчонки плачут!

Виктор двинулся к выходу, но я его удержал.

— Мне не нужна компенсация, ответь на один вопрос...

— Спрашивай, только быстрее!

— Ты Сырцова взорвал?

— Господи, опять! — застонал Виктор. — Сколько раз нужно одно и то же повторять!..

Ругаясь, он поспешно вышел из комнаты. Плохиш проводил его взглядом.

— На хрен тебе эта шняга? — поинтересовался он. — Ну, насчет Сырцова?

— Сам не знаю... Там что-то не так, меня это мучит.

— А вот меня мучит, что бабок мало. Ладно, так и быть, за червонец я тебе солью расклад.

— Ты его знаешь?

— Угу!

— Откуда?

— Десяточку сперва зашлите, молодой человек.

Я протянул ему пачку, он взял ее, взвесил и сунул в карман.

— Это я его взорвал, — сообщил он просто.

— Ты? Ты?! Господи, да вы что, сговорились, что ли?!

— Тише, не ори. Чего ты больно разоряешься? У каждого своя работа. Я ж его не на глушняк поставил, а так, пугнул манехо, для профилактики, чтоб чувство страха не терял. Легкая контузия — и всех делов. Но между прочим, я насчет этой фигни тоже гнал, — Плохиш сделал скорбное лицо. — Я ж к нему нормально отношусь, мы с ним, считай, корефаны по жизни, вопросы кой-какие решали. Не по моей воле так получилось: большие люди попросили, не мог я им отказать.

— Какие люди?

— А вот за имена, явки, пароли и погоняла — отдельная плата. Если я всех разом за червонец сдавать буду, то быстро из доверия выйду. Шучу. — Он посмотрел мне в глаза. — Губер насчет этого распорядился.

— Губернатор велел тебя взорвать Сырцова?!

— Да тише ты! А че, он, по-твоему, должен сам такой херней заниматься? Все бросить и возле Пашкиного дома с гранатой караулить, по сугробам прыгать? Да ладно, я опять шучу. Губер не Сырцова заказал, на фиг ему Сырцов, он его в упор не помнит. Там другое кино крутилось: Кулаков собрался в губернаторы идти, помнишь? Агитацию уже развел, штаб какой-то сколотил. Лисецкий на измену сел, не знал, как его осадить, заметался. Вызвал меня и спрашивает: можешь че-нибудь скандальное заварганить, чтоб у Кулака всякую наглость отбить? Ну, я покумекал-покумекал, и тут этот вариант нарисовался. Подтянул пономаревских пацанов, чтоб своих не впутывать, денег им дал, они и сработали. Между прочим, конкретно все сделали, чистенько: трупов нет, лужа крови, куча денег. На следующий день такая вонь в прессе поднялась — караул! Разборки в мэрии, Кулаков устраняет своих замов! Прокуратура прессовать его начала, на допросы дергать. Сразу не до выборов стало — лишь бы шкуру спасти!

— Господи, как же я раньше не догадался!

— Я давно всем говорю, что не такой ты башковитый, как о себе думаешь. Кому нужно, те сразу догнали: Пономарь, Виктор. На прошлой неделе мы с Витей мутились, он меня по пьянке приколол: сколько, говорит, ты тогда Пашке не додал?

— Черт! Действительно! Какой я идиот! Там ведь цифры никак не сходились! Ты нам рассказывал, что сотню ему заплатил в долларах, а на месте в три раза меньше нашли, да и то рублями.

— Да может, мусора все и украли, — предположил Плохиш.

— Ну да, конечно! Ты поэтому ему в пакет и напихал мелочи, чтобы потом на них свалить.

Плохиш ухмыльнулся.

— А зачем платить больше, если можно меньше? Путево ж все прошло.

— Если не считать того, что Паша решил, будто это мы на него покушались, и всех заложил.

— Я ж не виноват, что он гнида, — ответил Плохиш осуждающе. — Видишь, к чему доброта приводит? Я его пожалел, а он вон как отплатил. По-хорошему, нельзя такие дела на половине бросать, надо до ума доводить.

— Постой, так Лисецкий знает, что это ты?..

— Знает — не знает, какая тебе разница? Ты же уже ушел, вот и уходи. Тебя это не касается: у тебя своя свадьба — у нас своя. Ну все, хватит, а то Вова обидится.

Он набрал в легкие воздуха:

— За Ваню, Вову, Витю! — взревел он и ринулся в зал. — За тройное вэ! Стоя, до дна!