Андрей Курков - Последняя любовь президента

Я пожал ему руку, потом и остальным. И, кивнув на прощание, окончательно ушел под снег зимней киевской ночи.

Киев. Октябрь 1992 года.

Золотая осень – отличная пора для перемен. Зеленое желтеет и краснеет, спелое опадает, увядшее ложится плашмя на землю и там досыхает под ослабевающим осенним солнцем.

Мира с Витей уехали в Германию три дня назад. Мы с мамой Миры провожали их на вокзале. Было странно смотреть на три одинаковые сумки-баула, с которыми Мира с мамой вернулись из Израиля. Теперь эти сумки, как визитная карточка эмигранта, погрузились в вагон поезда «Киев – Варшава – Берлин», и поезд отошел.

До этого Мира выписалась из коммунальной комнаты, и теперь на этой жизненной территории официально жили мы с ее мамой, но на самом деле я, наконец, остался там один. Лариса Вадимовна жила вдвоем с подружкой где-то на Сырце, но часто звонила и жаловалась то на подружку, то на жизнь, то на инфляцию, в которой она не могла разобраться, а поэтому всегда оставалась без денег.

Ассоциацию предпринимателей приятно лихорадило. Все ходили возбужденные и шептались. Слухи циркулировали разные, но главным являлся слух о том, что из Ассоциации делают специальный государственный комитет по предпринимательству и в этот комитет берут всех нас, включая и Верочку, которая опять подстриглась.

Кстати, Верочка успела мне шепнуть, что ее родители улетают на Мальту. Шепнула и подмигнула.

А потом в мой мини-кабинет заглянул Жора Степанович.

– Ну что, на повышение пойдешь? – спросил он весело.

– А квартиру отдельную дадут? – так же весело спросил я.

– Конечно дадут. Я же тебе обещал!

– Тогда пойду.

Интересно, что, обещая пойти, я имел в виду не «пойти на повышение», а «пойти в гости к Верочке» в связи с отъездом ее родителей. Но и от повышения я, конечно, отказываться не собирался. Тем более что по поводу квартиры Жора Степанович, похоже, не шутил.

Киев. Февраль 2006 года. Вторник.

Уже десятый час, а я все еще на службе. Мне просто некуда спешить. В пустое жилище на тринадцатом этаже?

В кабинет заглядывает Нила.

– Может, уже пойдете? У вас, Сергей Павлович, такой усталый вид!

– Нилочка, это ты иди домой, а я еще посижу, подумаю. Скажи Виктору Андреевичу, чтобы отвез тебя домой!

Она прощается со мной улыбкой и тихонько прикрывает двери.

Мне еще надо выбрать организации, которые обратятся в парламент с просьбой о конституционной реформе. Но все, даже «карманные» организации Крыма и Ивано-Франковска заимели теперь свою номенклатуру и всякий раз много просят взамен. Легче и дешевле создать новую организацию, какое-нибудь объединение ветеранов сталелитейной промышленности, и пока оно не превратилось в монстра, использовать его в деле государственного строительства. Что-то мысли мои стали пользоваться формальными, ничего не значащими выражениями. Проще ведь можно. Нужно создать группу марионеток, дать им чуть денег и однокомнатную квартиру для юридического адреса и поручить пару инициатив, с которыми родным политикам и законотворцам выступать стыдновато и неудобно. Всякие моральные неудобства должны инициироваться снизу.

Шеф сейчас обеспокоен грядущими президентскими выборами. Оно и понятно. Не переизберут президента – полетит вся наша компания ко всем чертям. Вот тогда я и пожалею о теплом месте в тени министра экономики. Не важно, которого по счету. Но пока здесь действительно тепло. В Администрации президента средняя температура – плюс двадцать пять. Даже в коридорах нет прохладных сквозняков. Особый микроклимат приводит к возникновению особых микроорганизмов и отдельной фауны, которая при изменении микроклимата выжить не способна. Вот какие мысли возникают от одиночества, от нежелания ехать домой, от дома, в котором холоднее, чем на службе. А может, поехать к Нилочке? Мысль согревает меня. Правда, Нилу я уже отправил домой.

По телефону я заказываю дежурную машину. Не спеша просматриваю в последний раз график завтрашнего дня. Ничего жизнерадостного. До выборов президента сегодня ровно год, и именно сегодня начался этот марафон сумасбродных идей, цель которых одна – сохранить нынешнего президента, чтобы самим сохраниться в его тени. А мне, честно говоря, не нравится ни сам он, господин Федюк, ни тень его, мой шеф, ни тень тени – я сам. Я сам себе не нравлюсь больше всего.

Шоферу без имени я называю адрес Нилочки, и «тойота камри» мягко трогается с места.