Жозеф Кессель - Лев

Я оперся о ствол дерева и устремил взгляд к вершине горы и ее снегам, окрашенным в цвете гари.

Несколько мгновений пролетели, как в полузабытьи, затем я вернулся на землю, чтобы отыскать здесь Патрицию. Я сразу заметил ее. Она еще не дошла до скопления животных. И тут я чуть не закричал от ужаса: по пятам за девочкой быстро двигалась среди травы тонкая, черная тень с треугольной, сверкающей на солнце головой. Оберегают ли Патрицию ее чары от змей? И сумеет ли Кихоро, будь он даже лучшим в мире стрелком, попасть в эту извивающуюся, неверную цель? Я уже готов был поддаться панике и позвать одноглазого следопыта, броситься вслед за Патрицией, — не знаю, что бы я сделал… Но девочка остановилась около газели, и черная тень медленно поднялась из травы. Она превратилась в тело человека, нагого и прекрасного, с копьем и похожей на шлем шевелюрой цвета меди и глины.

Я закричал:

— Патриция, берегись! Ориунга!

Наверное, голос мне отказал. А может быть, ветер отнес мои слова. Во всяком случае, девочка их не услышала. Я только вспугнул стайку антилоп и обратил в бегство зебр, которые паслись поблизости. И все равно было уже поздно. Морам приблизился к Патриции.

Я затаил дыхание. Но ничего не произошло. Просто девочка и Ориунга пошли дальше вместе. Ориунга тоже привык к диким животным и, возможно, тоже знал магические слова.

Солнце стояло уже высоко, и было гораздо жарче, когда Патриция возвратилась одна. Она спросила меня со смехом:

— Вы видели морана?

— Да. — В горле у меня пересохло. — И что?

— Он сторожил всю ночь около нашего бунгало, ждал, когда я выйду, — сказала Патриция.

— Для чего?

— Чтобы проследить за мной и поговорить.

— Что ему нужно?

— Очень хотел узнать, кто я — дочь большого льва или колдунья, — снова рассмеявшись, ответила Патриция.

— И что ты ему ответила?

— Сказала: сам догадайся!

Она подмигнула мне и добавила:

— Вы же знаете, что он прятался вчера возле логова Кинга и видел всю эту ссору с львицами?

— Да, верно.

— Что же вы не предупредили?

Я не ответил. Патриция подмигнула мне другим глазом.

— О, я знаю! Вы боялись за меня. И напрасно. Он ничего не может. Я не из его племени.

Она согнулась вдвое от приступа смеха, который было особенно трудно удержать, чтобы не испугать животных. Когда Патриция наконец отдышалась, она сказала:

— Знаете, он просил меня стать его женой.

— Ну и что?

— Я сказала ему, пусть спросит у Кинга.

У меня в голове не укладывалось, я отказывался понимать, к чему могут привести эти слова, и я сказал:

— Не понимаю.

— А ведь это просто, — объяснила девочка. — Я рассказала морану, где мы встречаемся с Кингом каждый день. Я сказала, что он не осмелится прийти туда без оружия. — Патриция важно вскинула головой. — Кинг ненавидит африканцев с копьями. Наверное, он знает, что его родителей убили такие же люди.

— Но ты же сама говорила, что масаи горды до безумия! — вскричал я.

— Ну и что? — спросила девочка с превосходно разыгранной наивностью.

— Теперь Ориунга не может не прийти.

— Вы так думаете? — спросила Патриция.

Голос ее был таким же наивным, но теперь она подмигнула обоими глазами почти одновременно.

Ориунга пришел.

Едва мы расположились в тени развесистого дерева, — теперь Кинг считал меня старым приятелем, — как моран вышел из зарослей, где наверняка сидел уже не один час, и направился к нам. На нем не было ничего, кроме куска серой ткани, переброшенной через плечо, которая на каждом шагу открывала все его тело.

Огромный лев глухо заворчал. Его желтые глаза враждебно уставились на морана. Ему не нравился этот незнакомец с красной шевелюрой, который дерзко приближался к нам и с вызовом смотрел ему в глаза.

Кинг повернул голову к Патриции, спрашивая совета.

— Сиди, — сказала ему девочка.

Ориунга вошел в тень, прошел мимо льва, едва не задев его морду краем своей развевающейся накидки, и уселся, опершись спиной о ствол дерева.

Патриция встала, и Кинг тоже поднялся. Но девочка держала руку на его могучем затылке, и лев медленно позволил подвести себя к морану. Патриция и Кинг остановились от него в трех шагах.

Моран смотрел на них, сохраняя полную неподвижность, гордо выпрямив шею и вскинув голову в каске обмазанных глиной волос. Пасть Кинга открылась. Сверкнули клыки. Выпустив когти, он взрыл передней лапой землю. Ориунга презрительно улыбнулся.

Тогда Патриция, точно так же, как она это сделала со мной, спустила на него льва и в последний миг удержала, еще раз спустила и опять удержала. Но сегодня лев с рычанием бросался на морана не только ради прихоти маленькой девочки. У него были с ним свои счеты. Он инстинктивно ненавидел Ориунгу. Казалось, он чуял в этом человеке, прислонившемся к дереву, всю его расу, которая с незапамятных времен вела с львами беспощадную войну. И Патриции приходилось употреблять всю свою власть, чтобы утихомирить ярость Кинга.