Паула Гослинг - Ответная месть

— Но я и не говорил, что она красива. И какое отношение имеет ее мнение о нашей работе к ее внешности?

— Значит, она все-таки красива — иначе Нилсон не заинтересовался бы ею.

— Разве я сказал, что Нилсон заинтересован ею?

— Да.

— Ну ладно. Однако, на мой взгляд, она не так уж и красива. Поверишь ли, она примаршировала в мой кабинет и попыталась взять расследование этого дела в свои руки.

Кейт засмеялась:

— А это дело тебе и самому нравится, да?

Он вздохнул. Даже Кейт его не понимает.

— Я не о том. Нет у нее оснований считать это дело своим, не моим. Ведь из их драгоценных агентов убили только одного.

— Ох, Джек, я бы хотела…

— Чтобы я работал в страховой компании. Я знаю. Сожалею. Ты занимаешься своим делом, а я буду заниматься тоже своим делом, хорошо? Я тебя люблю, ты это знаешь. К себе я тоже неравнодушен. Я буду осторожен.

Довольно долго пришлось ему успокаивать и убеждать Кейт; было неприятно, что гудок в телефонной трубке прозвучал, как ее последнее возражение. Их разъединили.

Он побрел вниз, в гостиную, хотя с него все еще капало, подошел к книжным полкам и стал разглядывать корешки книг, пока не нашел то, что хотел: «Любовь к языку» Ричарда Коттерелла. Раскрыл книгу и стал разглядывать фотографию автора. Как могла она подумать, что он стар? Удлиненное интеллигентное лицо под густой копной романтически растрепанных волос, чувственный рот, зажавший черенок трубки, твидовый костюм, распахнутый ворот рубашки, длинные сильные ноги атлета поставлены так, как будто профессор, этот чертов Ричард Коттерелл, стоит у стартовой черты и собирается бежать на среднюю дистанцию.

Да, а ведь он не рассказал ей все-таки, как в действительности выглядит Дэйна Марчант.

Но следует ли придавать этому значение?

Френч-стрит в восемь утра едва ли приведет вас в восторг; но если вы — полицейский детектив и намерены взять интервью у нескольких пьяниц, такое намерение вполне осуществимо.

Бродяги здесь повсюду: прячутся в подъездах, спят, свернувшись калачиком на мешках из-под мусора, сидят, привалившись к мусорным бакам. Конечно, гораздо больше их проживает в роскоши ночлежек: постель, одеяло, отхожее место.

На Френч-стрит существует довольно четкий распорядок жизни.

На рассвете здесь относительно спокойно. Позднее откроются несколько магазинов. Доходы низкие, но торговцы не сдаются: предлагают аспирин, газеты, хлеб, соленья и, конечно, выпивку. Постепенно выползают пьяницы, бледные, с помятыми лицами и мутными глазами; медленным, но целеустремленным шагом они направляются к ближайшему винному магазинчику или бару. Еще позже появятся оптовые торговцы наркотиками в темных лимузинах, они медленно будут кружить по боковым улочкам, подавая сигналы мелким торговцам, которые невозмутимо сидят в своих обычных укромных местечках и всегда готовы помочь тоскующему клиенту, у которого прямо в глазах написано: «Господи! Сейчас утро, а впереди еще долгий день»! После пяти темные лимузины снова прикатят, чтобы подсчитать добычу и пополнить запасы зелья у мелких торговцев. А вечером будет совсем весело. Крикливые рекламы баров со стриптизом и секс-шопов будут сверкать, мигать, привлекая и заманивая клиентов. Сутенеры в светлых костюмах будут разъезжать на сверкающих «кадиллаках», проверять своих девочек, собирать с них дань, кое-где даже наводить дисциплину. И среди всего этого недолгого шума и веселья будут слоняться пьяницы, с остекленевшими глазами, с открытыми ртами, будут прикладываться то к одной бутылке, то к другой, шататься от одних дверей к другим, от одного благотворительного супа к другому; неоновый свет окрашивает румянцем их щеки, на которых уже давно нет румянца, вечерние тени скрывают грязь и изношенность их одежд. Время снов, благодатная тьма, обманчивый свет.

Но утро бывает так жестоко.

Страйкер припарковался за углом, на Делэни-авеню и запер дверцы машины. Они пешком дошли до конца улицы, обозревая по дороге вереницу закрытых баров и магазинов.

— Я вижу теперь, что вы имели в виду, — сказала Дэйна Марчант.

— Вам не следовало сюда приезжать, — резко сказал Страйкер.

— Конечно, не следовало бы, — парировала она. — Я могла бы остаться в отеле и сделать себе маникюр. Это было бы гораздо удобнее.

— Не раздражайтесь, не надо, — мягко заметил Тос. — Вы, конечно, хорошенькая, но не следует забывать и хороших манер.

— Не следует? — взглянула она на него.