Джеймс Чейз - Кинжал Челлини

Когда я загнал «бьюик» под навес, луна скрылась за густыми рваными облаками. Я прошел по сухой жесткой траве к хижине. Всю дорогу я думал о Максе. Что с ним делать? Вопрос оставался открытым. Его не следует отпускать до нашего отъезда, который мог состояться через неделю. Но продержать Макса в плену целых семь дней было бы непросто. Мне пришлось бы неотлучно находиться при нем. Надежнее всего мы обеспечили бы свою безопасность, если бы отвели его куда-нибудь в лес и прикончили выстрелом в затылок. Но я не собирался так поступать. Я вообще не собирался кого-либо убивать. Я уже взял на душу немалый грех и не собирался усугублять его. В последнее время я на многое стал смотреть иначе.

Мне надоело катиться вниз по наклонной плоскости. Я хотел обрести право на самоуважение.

Хижина погрузилась в темноту, но это меня не удивило. Я сам прибил к оконным рамам старые мешки. Я бесшумно подкрался к двери и стал слушать. Затем постучал.

— Веда?

Вдруг Максу удалось освободить руки и завладеть оружием? Не стоит ли он у порога, готовый всадить в меня пулю калибра 0.25? Наконец дверь открылась, и я увидел Веду.

— Все в порядке, — сказал я, захлопывая за собой дверь.

Макс сидел в том самом месте, где я его оставил. Кровь запеклась на его лице. Он напоминал жертву несчастного случая, доставленную в больницу и ждущую, когда доктора займутся ею. Но я не собирался нянчиться с Отисом.

— Достал? — взволнованно спросила Веда.

— Я сжег письмо. Как тут?

— Нормально.

Сдвинув шляпу на затылок и сунув руки в карманы брюк, я подошел к Максу и уставился на него.

— Все козыри были у тебя, но ты умудрился проиграть, — сказал я. — Что же с тобой делать?

Он посмотрел на меня своими заплывшими глазами. Животный страх уродовал его лицо:

— Ты ее не тронул?

— Нет. Что я, изверг? Мы с ней распили пару бутылок. Вот и все.

— Я знал, как ты станешь действовать. Слава богу, что с ней ничего не случилось. Она славная старушка.

Я скорчил гримасу, вспомнив грязь, тошнотворные запахи и гору пустых бутылок. Однако для него она все же оставалась матерью.

— Ты бы умылся. Только смотри, без фокусов. Я не хочу убивать тебя, не вынуждай меня это сделать.

Я помог ему подняться со стула, развязал ремень. Веда взяла с полки 0,25. Она боялась Макса. Он, постанывая, принялся растирать затекшие запястья; Веда не спускала с него настороженных глаз.

Смыв кровь с лица, Макс зашел вместе со мной в комнату, расположенную у наружной двери, и замер.

— Неплохо бы перекусить, — сказал я Веде. — Поедим и ляжем спать.

Я велел Максу сесть.

Он постоянно следил за Ведой. Похоже, она внушала ему больший страх, чем я.

— Придется тебе пожить у нас несколько дней, — сказал я. — Сам виноват. Ты для нас только помеха и лишний рот, но другого выхода я не вижу.

— Отпустили бы меня домой, — с трудом выговорил он. — Я буду молчать. Клянусь вам.

— Не смеши нас. Мне не до шуток.

Мы поужинали. Макс ел через силу; Веда, не отводившая своих ледяных синих глаз от Макса, который сидел напротив нее, сейчас была способна лишить аппетита кого угодно.

Время близилось к полночи, когда мы убрали тарелки. Я бросил в угол несколько мешков.

— Спать будешь здесь. Придется тебя привязать. Что-нибудь затеешь — сначала выстрелю, потом извинюсь. В нашем положении не до церемоний.

Он казался воплощением покорности. Я снова связал ему руки; Макс стоял молча, неподвижно. Я подвел его к мешкам, он опустился на колени. Я запер дверь хижины и спрятал ключ в карман. Он мог выбраться из избушки, лишь сорвав мешки с окон, но я услышал бы треск ткани, если бы Макс решился на такой шаг.

Мы с Ведой ушли в дальнюю, изолированную комнату. Дверь между комнатами мы оставили приоткрытой. Я с ног валился от усталости. Вечер выдался насыщенный; я вспомнил матушку Отис, сдувающую седую прядь, ее остекленевшие глаза.

— Как твой бок?

— Нормально. Немного жжет, но это пустяки.

Я сидел на краю кровати, пока она раздевалась. Потрясающая фигура Веды волновала меня даже сейчас, когда моя голова была занята Максом.

— Что произошло у него дома? — спросила она, надевая через голову ночную рубашку.

Когда прелести Веды скрылись за тонкой тканью, в комнате стало гораздо скучнее.

— Ничего интересного. Старуха действительно оказалась алкоголичкой. Я напоил ее, и она отключилась. Письмо лежало под подушкой. Его содержание — настоящий динамит. Я сжег листки.