Сергей Дигол - Утро звездочета

— Пожалуйста, не шевелитесь, — попросили меня. — Задержите дыхание.

Уже в палате меня навестила делегация. Первой шла девушка с приятной улыбкой и темным рулоном в руке, и я сразу понял, что главная — не она. Главным был мужчина с рыжей бородой, за спиной которого стояли, пока он изучал меня, еще двое мужчин, и тоже в белых халатах.

— Поздравляю, — сказал рыжий, разворачивая поданный улыбчивой девушкой сверток. Им оказался снимок, похожий на рентгеновский, но большого, как настенный плакат, формата. — С позвоночником у вас все более-менее в норме. Есть, правда, межпозвоночная грыжа, вот здесь, — ткнул он пальцем в снимок, — в поясничном отделе. В принципе, это могло случиться с вами в любой момент, но совпало, как видите с аварией.

— Аварией? — первое, что произнес я после аварии.

Мне все терпеливо объяснили. На пересечении улица Бабушкина с Проспектом Мира мой Лансер влетел в бок черному БМВ седьмой модели. Скорая была на месте через семь минут, меня же извлекли из машины еще раньше, и сделали это, если верить доктору, сотрудники ФСБ.

— Наши сотрудники, к счастью, оказались рядом, — сказал он.

Я обвел глазами присутствующих и задал второй вопрос.

— Где я? — спросил я.

Улыбнувшись, доктор потрепал меня по руке.

— В самом надежном и нужном для вашего здоровья месте, — сказал он. — В госпитале Федеральной службы безопасности.

Я застонал: вновь напомнила о себе больная спина.

— Не волнуйтесь, — уговаривал меня рыжий доктор, — мы вас обязательно поставим на ноги, причем очень скоро. Часто межпозвоночная грыжа нуждается в операции, но у вас, — он постучал костяшками пальцев по снимку, — скорее всего, дело обойдется медикаментозным лечением. Двух недель, я думаю, будет достаточно, как вы считаете, коллеги?

Трое за его спиной молча и вразнобой кивнули.

— И потом, у вас голова, — продолжал доктор. — Сотрясения, как я понимаю, нет, но удар был сильный и чудо, что обошлось без серьезных последствий. В любом случае, необходимо провести детальное обследования, чем мы в ближайшее время и займемся. А вы, — он снова коснулся моей руки, — не волнуйтесь. Отдыхайте, ешьте, спите. Если есть какие-то просьбы — готов выслушать.

— Я вижу, здесь есть телевизор, — кивнул я на монитор на стене.

— Э, нет, — покачал головой доктор, — вот об этом думать пока рано. Давайте обследуемся и начнем лечение. А дней через пять поговорим и о телевизоре.

Телевизора не было нигде, я имею в виду коридор. Иногда, проходя мимо других палат, я слышал звон в ушах и понимал, что кому-то просмотр разрешен и меня не очень успокаивало то, что, возможно, уже разрешен. Мне ничего подобного не позволяли и даже пульта не оставили, а по-другому этот гребанный настенный экран не включался.

Зато меня по нескольку раз в день таскали на процедуры, пичкали лекарствами, сканировали голову и шею, а на третий день, когда под действием обезболивающих я уже мог передвигаться самостоятельно и вполне уверенно, даже заставили прогуляться в больничном сквере. Тогда же ко мне пустили первого гостя, и им оказался Мостовой.

В моей палате он выглядел растерянным — то ли из-за халата не по размеру на плечах, то ли из-за огромного букета хризантем в руке. Еще он принес пакет с продуктами, который я при нем же запихнул в холодильник и о котором вспомнил лишь на следующий день.

— Ну что сказать? — начал Мостовой, присев на стуле напротив.

Я не был удивлен, когда выяснилось, что сказать ему особо нечего. Он с ходу назвал меня героем, и я ему сразу не поверил. Хотя и допускал, что в разбитой мной машине действительно находились преступники, а остальные члены преступной группы пойманы и заключены под стражу. Шеф словно читал наизусть официальное сообщение, и я был благодарен оборвавшему его на полуслове дежурному врачу.

— Пациенту нужно отдыхать, — сказал он Мостовому, — он еще очень слаб.

— Голова кружится, — поддержал я, но шеф и не собирался спорить.

Он быстро поднялся, пожал мне руку и задержался лишь в дверях.

— Кстати, — вспомнил он, — мы Наташе сообщили. Ну так, чтобы особо не волновалась.

— И что она? — едва не сорвалось у меня с языка.

Но я лишь кивнул и Мостовой вряд ли понял, что я его поблагодарил. Я и был благодарен и целые сутки жил надеждой на скорую встречу. Затем воодушевление сменилось унынием: мне так и не вернули пульт от телевизора, а когда я попытался заговорить о компьютере, врач посмотрел на меня как на бунтовщика.