Сергей Дигол - Последние двести метров

— Левее! Лицо влево поверни! Выше! Да не морду! Молоток выше!

Человек в пыльном комбинезоне заметно нервничал — цифровой фотоаппарат в его руках ходил ходуном. Человек не то чтобы опасался неудачного кадра или — еще чего — что цифровик выскользнет из трясущихся рук. Звали человека Ионом и проявлять волнение в присутствии четырех молодых людей, с недоумением взиравших на него, ему было никак нельзя. Ион был бригадиром строительной бригады, а четверо парней в еще более поношенных комбинезонах — его подчиненными, укладывавшими брусчатку перед зданием молдавского Парламента.

Кипятился же Ион по поводу пятого строителя — Марчела, и от более яростного гнева его удерживало лишь то, что не было в Кишиневе в данную минуту более важного, чем Марчел, человека. Ведь именно Марчелу выпало закладывать последний камень. Самый последний, а значит, почетный камень в брусчатку, судьбе которой могли позавидовать все вместе взятые брусчатки, асфальтовые тротуары и бордюры Кишинева. Брусчатка, над последним камнем которой сейчас завис резиновый молоток, заметно подрагивавший в руке Марчела, протянулась на целые двести метров — до самого парадного входа в парламент, и именно по ней вновь избранным депутатам предстояло совершить пусть и ритуальный, но исторический путь с предсказуемым венцом — высокими должностями в услужение народу.

— Все, снято! — отняв цифровик от лица, Ион брезгливо взглянул в объектив.

Выдохнув, Марчел облегченно опустил молоток. Рука тряслась и казалось, перевешивала остальное тело, но винить кроме себя было некого. Бригадир был уже пятым, кто снимал Марчела, присевшего на корточки с поднятым над головой молотком; результаты фотографических опытов четырех его напарников никуда не годились. То из кадра выпадал молоток и казалось, Марчел танцует вприсядку, в запале задрав руку. То неумелая рука очередного горе–фотографа обрезала ступни вместе с последним закладываемым камнем и в таком виде Марчела походил на маньяка, расправляющегося с невидимой жертвой при помощи молотка из плотной резины.

Ион, поначалу с усмешкой наблюдавший за дуракаваланием — а других мыслей о фотосессии у него не возникло — своих парней, потеряв терпение, завладел цифровиком и запечатлел, наконец, Марчела в одном кадре и с молотком и с камнем, занимающим последнюю вакантную ячейку в брусчатке государственного значения.

«Бригадир есть бригадир», восторженно подумал Марчел и, с любовью рассматривая кадр, позволил мечтам увлечь себя в розовую даль.

Он вспомнил, как содрогнулся, узнав из новостей, что собираются перестилать саму Красную площадь. Грунт там, как оказалось, неровный, из–за чего главная площадь — и чего? Москвы! — больше напоминала стиральную доску. Марчел еще усмехнулся телевизору: неужели москвичам ничего не известно об уровне? И про выравнивание грунта они тоже не слыхали?

Впрочем, Москва Марчела не интересовала, в Москву можно было попасть и без всякого цифровика.

А вот набережная Круазетт…

Сообщение о забастовке каннских строителей потрясло Марчела. Обнаглевшие хапуги требовали повышения зарплаты и грозились сорвать открытие знаменитого кинофестиваля, превратив легендарный бульвар, перестилку которого им доверил незадачливый муниципалитет, в империю рытвин и колдобин. Такой шанс выпадал раз в жизни, и Марчел готов был разбиться в лепешку — прямо о собственноручно выложенную брусчатку, только бы не профукать его.

В памяти цифровика уже хранились крупные планы ровной, как зеркало, брусчатки перед национальным банком, идеальной своей поверхностью площади перед Театром оперы и балета и даже веранды Макдональдса, где наполненные колой стаканчики без опаски ставились на столики — так ровно были подогнаны камни под их ножками. На каждой из этих брусчаток Марчел мог с гордостью расписаться, ко всем из них приложив свои мозолистые руки. Теперь он мог записать себе в актив и главное творение — двести метров брусчатки перед парламентом, работу, которую могли доверить лишь избранным — парням, у которых руки растут откуда надо.

Рецепт полного триумфа Марчел знал наизусть. Интернет–клуб, сайт Каннского муниципалитета и электронный адрес, на который можно было выслать красноречивые, как безупречное мастерство, снимки. И все же право последнего, самого роскошного кадра — с депутатами, вышагивающими по свежей брусчатке, Марчел предоставил себе.