Жорж Сименон - Мегре колеблется

- Поищите другую причину.

- Она могла и шантажировать его.

- Чем? Разве ваш муж обделывает темные делишки? Или вы считаете его способным на махинации, позорящие честь адвоката?

Пришлось ей сдаться:

- Конечно, нет.

Она произнесла это сквозь зубы, потом закурила сигарету.

- Такие девицы в конечном счете стараются женить на себе...

- Ваш супруг заговаривал с вами о разводе?

- До сих пор нет.

- А что бы вы сделали в этом случае?

- Мне пришлось бы покориться и больше не заботиться о муже.

- У вас, кажется, большое личное состояние?

- Гораздо больше, чем у него. Мы живем у меня - этот дом принадлежит мне.

- Следовательно, для шантажа нет никакого повода.

- Может быть, он устал притворяться, что любит?

- Зачем же ему "притворяться"?

- Возраст... Прошлое... Образ жизни... Все это...

- А вы любите искренне?

- Я подарила ему двух детей.

- Подарили? Что же, к свадьбе преподнесли?

- Это - оскорбление?

- И в мыслях не имел, сударыня. Но, видите ли, обычно детей делают вдвоем. Вот, так бы и сказали - у нас с мужем двое детей.

- А к чему весь этот разговор?

- К тому, чтобы вы мне сказали просто и честно: что вы делали сегодня утром?

- Я уже сказала.

- Но не просто и не честно. Вы долго описывали бессонницу, чтобы умолчать об утре.

- Утром я спала.

- Желательно, чтобы это подтвердилось. Возможно, что очень скоро я получу все доказательства. Мои инспектора проверили, кто где находился и кто куда ходил в промежутке с четверти десятого до десяти часов... Мне известно, что в кабинеты можно попасть разными ходами.

- Вы обвиняете меня во лжи?

- Во всяком случае в том, что вы не говорите всю правду.

- Вы считаете мужа невиновным?

- Я не могу считать кого-нибудь виновным или невиновным априори.

- Однако вы меня допрашиваете так, словно...

- В чем упрекала вас дочь, когда я приходил за нею?

- Разве она вам не сказала?

- Я ее об этом не спрашивал.

Мадам Парандон снова усмехнулась. Губы сложились в горькую складку ей хотелось изобразить жесткую, презрительную иронию.

- Значит, ей повезло больше, чем мне.

- Я спрашиваю, в чем упрекала вас дочь?

- Если вы этого добиваетесь - пожалуйста! В том, что меня нет рядом с мужем в такой трудный момент.

- Она считает виновным отца?

- А если и так?

- И Гюс, наверно, тоже?

- Гюс еще в том возрасте, когда отец кажется божеством, а мать ведьмой.

- Когда вы явились в кабинет мужа, вы знали, что я там?

- Нет, я полагала, что вы не можете быть повсюду одновременно и надеялась застать мужа одного.

- И вы спросили его...

- Вполне естественно. В подобных обстоятельствах этот вопрос задала бы своему мужу любая жена. Вы видели, как он реагировал? По-вашему, нормальный человек стал бы топать ногами и изрыгать проклятия?

Почувствовав, что попала в цель, она раздавила сигарету о мраморную пепельницу и закурила новую.

- Если хотите еще о чем-нибудь спросить - я к вашим услугам.

- Вы уже завтракали?

- Не беспокойтесь об этом... А если вы сами проголодались...

Выражение ее лица менялось каждую минуту. Поведение тоже. Она опять стала светской дамой. Чуть откинувшись на спинку дивана и полузакрыв глаза, она потешалась над комиссаром.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В начале разговора с мадам Парандон комиссару приходилось сдерживаться. Но мало-помалу раздражение сменилось грустью. Он почувствовал себя неумелым и неуклюжим, отдавая себе отчет, как не хватает ему данных, чтобы успешно провести подобный допрос.

В конце концов он примостился на одном из слишком хрупких для него креслиц и, не выпуская из руки потухшей трубки, сказал спокойным глухим голосом:

- Послушайте, мадам. Хотя вам кажется , что я настроен по отношению к вам враждебно, это не так. Я всего лишь служащий, и моя обязанность отыскивать истину всеми имеющимися в моем распоряжении средствами.

Я еще раз задам вам тот же вопрос. Прошу вас подумать, прежде чем отвечать, взвесить все за и против. Предупреждаю, что если впоследствии будет установлено, что вы солгали, я сделаю из этого соответствующие выводы и попрошу у следователя ордер на арест...

Наблюдая за ней, Мегрэ не отводил взгляда от рук, выдававших ее внутреннее напряжение.

- Выходили ли вы из своей комнаты после девяти часов утра и ходили ли зачем-либо в направлении кабинетов?

Она и глазом не моргнула, не отвернулась. Как и просил комиссар, она не спешила с ответом, хотя ему было совершенно ясно, что она ничего не обдумывает - ибо раз навсегда определила свою позицию. Наконец она бросила: