Александр Гуров - Исповедь «вора в законе»

В ожидании поезда на перроне скопилась уйма народу. Король сказал нам, что не прощается — еще, мол, увидимся, и сам куда-то исчез.

Подали состав. Пассажиры стали брать вагон с бою. Со всех сторон нас с Лидой и Костей толкали тетки с мешками и корзинами, и мы, с тяжелыми сумками в руках, еле втиснулись в тамбур. Паровоз дал гудок, поезд тронулся. Вдруг слышу знакомый голос:

— Мамаша, проходите вперед, мы ж из вагона вылетим — висим на подножке.

Подняв глаза, я увидел своего взрослого тезку и с ним — пацана, который однажды заходил к нам на хату. Кажется, звали его Сенькой. Они вдвоем бойко подталкивали стоящих в тамбуре мешочниц. Хотел было крикнуть: «Валентин!», но в тот же момент Лида крепко сжала мне руку. Не сразу до меня дошло, почему Валька Король, который не думал ехать и билеты взял только для нас, оказался в поезде. Тетки с мешками в ответ кричали, что проходить некуда, народу битком.

Поезд, постепенно набирая скорость, громыхал по стрелкам. Я на минуту отвлекся, засмотревшись на проходивший мимо состав с зачехленными брезентом «Катюшами». И тут услышал удивленный возглас одной из женщин:

— Вот чудаки, эти молодые. Толкали, толкали — все им места мало, а сами выпрыгнули на ходу.

Кто-то поддакнул ей в тон:

— Чудаков нынче хватает.

Но стоявший в дверях пожилой мужчина тут же скумекал, в чем дело.

— Вы лучше карманы проверьте. Наверняка, тут не чисто.

Бабы спустили мешки на пол, поставили их между ног и стали ощупывать свою одежду. Вдруг одна из них как завизжит:

— Обокрали! Гляньте — пиджак разрезали. Ну как я теперь — все деньги там…

— Надо остановить поезд, — подсказал кто-то.

Мужчина выругался:

— Дуры вы деревенские. Плакали они, твои денежки. Их уж, небось, пересчитывают где-нибудь в укромном месте. А вы — поезд… Много денег-то было?

— Восемнадцать тысяч, — рыдая, ответила женщина. — Два дня свинину на рынке продавала. А сколько хлопот было с этим поросенком, пока выкормила… Ох, батюшки, что же мне теперь делать. Хоть под поезд бросайся.

— Не надо рот разевать, — досадливо отмахнулся мужчина.

— Ну кто же мог подумать, — защищала пострадавшую другая женщина, постарше и посолиднее. — На вид — культурный молодой человек, одет прилично, парнишка с ним такой симпатичный — младший брат, наверное. Куда только милиция смотрит.

Та же, которую обокрали, показывала всем разрез на боковом кармане, — аккуратный, в виде буквы «Т»:

— По всему видать — специалист поработал, — заключил все тот же пожилой мужчина.

Я был словно в оцепенении, начав понемногу понимать, что произошло. Лида, угадывая, о чем я думаю, тихонько дернула меня за рукав и сунула мне в рот «петушка» — леденец на палочке. Костя тоже о чем-то думал, хотя, наверное, совсем о другом — к такому он уже успел приглядеться.

Поезд подъезжал к станции Обираловка — название, как нельзя кстати подходившее к этому случаю (сейчас это станция Железнодорожная). Тетка, у которой вытащили деньги, стала собирать вещи. «Пойду в милицию», — сказала она, вытирая косынкой мокрое от слез лицо. «Что толку, — пробурчал ей в ответ мужчина. — Их год ищи, не найдешь…»

Скоро уже и наша Электросталь. Везем мы с собой много всяких продуктов, и даже американские консервы — тушенку в красивых квадратных банках с ключиками.

Я вдруг вспомнил, как на рынке надули с этой тушенкой нас с Костей. Было это дня за три до первой моей кражи — «рывка», о котором я уже рассказывал. Тетя Соня, хозяйка, попросила нас сбегать купить тушенки, чтоб побыстрее приготовить борщ. На Рогожском Костя нашел мужичка, который торговал консервами из-под полы.

— Дешево отдаю, пацаны. Двести рублей за банку. Деньги позарез нужны.

Костя обрадовался, потому что за тушенку, как сказала нам тетя Соня, меньше трехсот не берут. Сунул мужику деньги, и мы побежали. Дома открыли одну банку, а там тряпки с землей. Тетя Соня развела руками: «Вот тебе и Америка». — «Не Америка, Соня, — внес ясность вошедший на кухню Король. — Это работа Бори Букахи, не иначе. Тот еще аферюга. Тушенку он вынимает и сам кушает, а банки запаивает и продает «лохам» да «скокарям». Ну ничего, «дрожжи» мы у него заберем… (На воровском языке «дрожжи», как я уже знал, означали деньги.)

Вспомнил эту смешную историю, и на душе полегчало. Улыбнувшись, посмотрел на Лиду, которая стояла у окна с грустным лицом. Она тоже улыбнулась в ответ.

И вот мы с Лидой подходим к моему дому. Костя решил не рисковать. «Ты сперва узнай, спрашивали меня «лягавые» или нет, а я посижу в вашем сарае».