Александр Аде - Возвращайся!

– А вот тут у меня вопрос, – опер запускает толстый указательный палец в свое маленькое ухо и принимается остервенело прочищать слуховой канал. – Зачем калека устраивал убийство в квартире Сержа? Ну, допустим, Серега и Серж – два молодых идиота и не соображали, что лезут в петлю. Но он-то, старый дурак, должен был уразуметь: если Снежану прирежут в помещении, такое преступление куда легче раскрыть, чем если бы оно было совершено на пустынной улице…

– Ежу понятно, – влезаю я.

– … и тогда упекут за решетку не только этих недоразвитых придурков, – продолжает гнуть свое Пыльный Опер, – но и самого инвалида. Кстати, его – в первую очередь, как организатора преступной группы. Не поглядят, что парализованный.

– Спросил – отвечу. Полагаю, что калеке было на это глубоко наплевать. В нем, если хочешь, проснулся художник. Творец. Он создал великолепный шахматный этюд и не собирался от него отказываться. Убийство на улице – фи, банальщина, а здесь – красота, совершенство, гармония! А какая изящная месть! Ради этой красоты он не пожалел двух друзей-пацанов, которых долго прикармливал. Собственно, он и себя не пожалел…

Но вернемся к преступлению.

Инвалид доходчиво объясняет Сереге, что незачем подключать киллера. Серега и Серж сами обделают это дельце, а причитающуюся киллеру сумму положат в карман. Не удивлюсь, если он же предложил исполнителя: хлопца по прозвищу Лисенок. Выбор практически идеальный. Лисенок – тот самый тип млекопитающего, из которого проще простого слепить наемного убийцу: бесприютный закомплексованный зверек, обожающий Сержа и готовый ради него на все. По сути, его раб. Кстати, почему я решил, что убийца – Лисенок. Уж очень Серж настаивал на его алиби. Так наивно-настойчиво повторял, что Лисенок был в другом месте. С чего бы этому прожженному цинику, эгоисту заботиться о каком-то Лисенке?

Представь себе такую картину маслом.

Лисенок действительно вышел из квартиры и какое-то время кантовался в общаге, благо она рядом. Трое его сожителей разъехались кто куда – лето – и он был в своей комнатенке один, что оказалось ему весьма на руку. Ночью пацан вылез через окно (живет он на первом этаже), пересек двор, поднялся в квартиру Сержа, зарезал Снежану и вернулся в свою любимую кроватку тем же путем – через окно. И когда менты спросили у вахтерши, спал Лисенок в общежитии или нет, та могла без зазрения совести побожиться, что хлопчик всю ночь дрых без задних лап.

Эту четверку: калеку, двух Сережек и Лисенка необходимо немедленно запереть! Повторяю: немедленно, пока Лисенок не грохнул еще кого-нибудь – чтобы подтвердить историю о маньяке. Кроме того… Боюсь, что Москалев может убрать этих четверых, чтобы оборвать ниточки, которые ведут к нему. Охранник уже исчез – якобы отправился в блистательный Санкт-Петербург, в длительную командировку. Боюсь, что его труп обнаружат гораздо ближе.

– А у тебя есть хотя бы вот такусенькое доказательство того, что убийца Лисенок, а заказчик – Москалев? – с неожиданной мефистофельской ноткой в голосе интересуется опер.

– Косвенные, – честно признаюсь я.

– Вот именно, – угрюмится он. – Легко тебе трындеть, ты ж ни за что не отвечаешь. Это нам за ошибку придется вот чем расплачиваться, – он стучит ребром ладони по своей бычьей шее. – Ты-то окажешься в сторонке и вроде бы не причем.

Мент коротко вздыхает, бросив на меня неприязненный взгляд.

Пытаюсь оправдаться:

– Мои слова может подтвердить пропажа Сергея, охранника. На очереди калека, Серж и Лисенок. Младенцу ясно, что Москалев зачищает поляну. И…

Тревога, внезапная, как боль заставляет меня резко обернуться. Группка пацанят проходит по дорожке метрах в десяти от нас, треплется и гогочет. И вроде бы не замечает ни меня, ни Пыльного Опера. Но я все еще чувствую на себе чей-то взгляд, точно он прилеплен к затылку вроде жвачки.

– Что такое? – спрашивает Пыльный Опер, беспокойно озираясь.

– Да так, – говорю я, – показалось…

Но тревога не отпускает. Почти физически ощущаю, как она камушком перекатывается по телу.

Прощаюсь с опером, гляжу, как он, семеня ногами, движется по дорожке и исчезает за затейливым домиком из красного кирпича. После чего встаю и принимаюсь в смятении мотаться взад-вперед.

Но не ухожу. Сегодня я – большой начальник: принимаю посетителей, только не в кабинете, а на открытом воздухе. И скоро ко мне снова пожалуют визитеры.

И они возникают. Вдвоем, держась за руки. Кондор, как обычно, нечесан и небрит. Актрисуля по обыкновению эффектна. Волосы черные, футболочка и шортики ослепительно белые, туфельки на умопомрачительных каблучках – красные. На деликатесной шейке скромный золотой крестик.