Яна Ржевская: Дорогой Жан…

Что я мог, Жан? Выйти из-за кустов, напугав ее одним своим видом? Грязный больной старик, заросший, воняющий старым перегаром – и он, воплощенная праведность. Кому бы она поверила? Я ушел, Жан. Дождался, пока она упорхнет в дом, и ушел. У меня мало времени, так мало, что страшно. Да, Жан, мне страшно. Я уже не тот юноша, что когда-то плавал к скалам Эрбийон. Дома я искал ружье, но тот, кто оставил белье, книги и кальвадос, добрался до оружейного шкафа. Нам никто не поверит. Я не знаю, сколько у меня еще времени. Я не знаю, что делать. Я только не хочу еще раз потерять ее, мою девочку с солнцем в глазах. Жан, я… Жан, ради бога!

Стебли болиголова уже совсем сухие, от них никакого толку. Есть еще плющ и тот вьюнок, как же его… Но это не то. Все не то. Летом я бы пошел в лес, но сейчас это бессмысленно. Мне нужен болиголов. Реторты почти все разбиты, но если поискать… Жан, поговори со мной. Подскажи своим тихим ровным голосом, как ты всегда делал. Мой умный брат Жан. Ты знаешь, зачем болиголов? Последняя крыса давно сбежала из клетки. А я остался. Перегонный куб цел. Доктор Фаустус продал душу дьяволу. Помнишь оперу? Мы слушали ее в Париже. Па-па-па-па-па-парам… Люди гибнут за металл. Глупцы. Нет металла дороже бледного золота ее волос. Бледного старого золота. Почти серебра. Дьявол не купит мою душу. От нее остались одни угли и зола. Есть чем развести огонь в подвале. Вьюнок – ипомея, я вспомнил. Тоже неплохо, но слишком слабо. Мне нужен болиголов, я не могу рисковать с неизвестными рецептами. Жак не знает нужных рецептов.

Я Жак Дуаньяр. Моего отца звали Фабиан Дуаньяр. Мою мать – Мари-Эжени Дуаньяр, в девичестве Ростан. Мой брат – Жан. Жан Дуаньяр. Я люблю свою кузину Люси Ламбер. Люси. Люси Ламбер. Я Жак. Жак, где брат твой, Жан?

Я, Жак Дуаньяр… Я, Жак. Жак Дуаньяр… Жак. Жан. Я – Жак Дуаньяр. Дуаньяр – да. Я Дуаньяр. Дуаньяр из Дома на холме. Жан Дуаньяр. Жан…

Дорогая Ортанс,

Завтра утром первым же омнибусом мы выезжаем в Сен-Бьеф. Это прибрежная деревушка в Нормандии, такая маленькая, что я с трудом нашел ее на карте. Все решилось, все сошлось в одной точке! Сегодня я прочел в газете, что в Сен-Бьефе была найдена мертвая девушка, работавшая на сборе яблок. Некоторое время назад я уже видел заметку о молодой женщине, сорвавшейся с крутого склона именно в этой деревне, но почему-то решил – по тону статьи, видимо, – что несчастье произошло на глазах у ее подруг. Как хорошо, что я на всякий случай делал выписки обо всех подобных происшествиях! Сейчас мы с господином Жавелем нашли и перечитали ту статью, а потом господин Жавель позвонил в редакцию и выяснил, что девушку нашли уже мертвой. Ортанс, это точно он! Вдобавок, один из врачей, получавших лицензию, некий д-р Мартен, работает возле Сен-Бьефа, в соседней деревне.

Мы бы выехали сегодня же, но единственный омнибус в ту глушь идет рано утром, а сейчас вечер, вдобавок инспектор Мерсо через час вернется из очередной поездки по третьему из восьми адресов. В нашем списке д-р Мартен стоял шестым, мне страшно подумать, что мы могли добраться до него на несколько дней позже.

Пожелай мне удачи, Ортанс, хотя когда ты получишь это письмо, все уже, вероятно, будет кончено!

Твой кузен Андре

***

Высокий седовласый старик, худой до совершенного измождения, неподвижно сидел в кресле у горящего камина. Костлявые руки покоились на клетчатом пледе, укрывающем его колени до самого пола, глаза, похожие на глаза большой хищной птицы, были полуприкрыты, вместе с крючковатым носом придавая ему еще большее сходство с дремлющим филином. На скамеечке у ног старика сидела белокурая девушка с толстой косой, заколотой в аккуратный узел на затылке, такой же простой и изящный, как и весь ее облик: от белоснежного воротничка на темно-синем платье до кончиков темных туфелек, едва виднеющихся из-под широкого подола.

Трое мужчин, безмолвно глядящих на старика, сидели на стульях с высокими деревянными спинками, обычных стульях приличного деревенского дома, с уже немного облезшим лаком, но все еще совершенно респектабельных. Таким же респектабельным был круглый стол, возле которого они сидели, каминная полка с множеством фарфоровых безделушек и книжный стеллаж, уставленный фолиантами в темных переплетах с потускневшими золочеными буквами.

– Да, господа, – разомкнул губы старик, открывая глаза, остро сверкнувшие желтым в отблесках камина. – Я знал доктора Мартена…