Юрий Комарницкий - Возвращение на Подолье

Наташа утвердительно кивнула.

— Вот он, — девушка вытащила из сумочки тяжелый сверток. — Кому передать?

Через несколько минут оперативная группа в составе заместителя начальника розыска Васильева М., старшего уполномоченного Палки В., следователей Ильченко и Кобылянского были готовы. Состав сотрудников второй машины Франц не запомнил, но, как художник, он помнил этих людей в лицо, видел каждый день.

Франц и Наташа ехали в первой машине. Как ни настаивала девушка чтоб ее взяли на место, где скрывались преступники, ответ был однозначен.

Возле дома быта “Рубин” ее высадили. Франц сидел в машине и не видел, что происходило в глубине усадьбы. Где-то далеко вспыхнул свет, раздался шум и тут же тишину ночи разрезала автоматная очередь.

Бандитов усадили в другую машину. По лицам оперативников Франц видел, что операция прошла благополучно.

Майор Палка хлопнул его по плечу и весело сказал:

— Вот и все, Бялковский. Вы нам здорово помогли. Сейчас высадим вас в центре, идите домой отдыхайте!

Лаконизм всегда импонировал Францу. Он любил людей, способных объясняться ёмко и немногословно. Майор Палка вполне укладывался в эту категорию.

У подъезда дома на скамейке его ожидала Наташа.

Господи, Франц, когда закончатся эти сплошные нервотрепки? Кто нас проклял?

— Успокойся, Наташа. Сегодня мы оказали неплохую услугу людям доброй воли. Только представь, ведь у владельца “Форда” где-то есть родители, жена, дети. А другие люди, которых они убили, их семьи..?

— Да я не об этом, Франц… Почему мы так часто становимся невольными участниками подобных событий?

— Кто его знает, Наташа, возможно это судьба.

Люди, которых он раньше не замечал, с приездом девушки предстали для него в новом свете. Ранее отрешенный, замкнутый, теперь Франц начал интересоваться всем, что его окружало. Несмотря на то, что классика застрелил на Черной речке подлец-карьерист, его слова “любви все возрасты покорны, её влиянья благотворны” остались жить вечно.

Вместе с Наташей он стал посещать старых друзей. Большинство из них разъехались, но некоторые все же остались жить в Жмеринке.

Олежка Мысян, а нынче Мысян Олег Анатольевич, с прошествием лет нисколько не изменился.

Вот и сегодня они сидели втроем в уютном кафе “Имидж” и разглагольствовали на разные темы.

Необходимо добавить, что Олег Анатольевич превратился в респектабельного бизнесмена, возглавлял в Жмеринке малое предприятие.

— Ответь мне, Олег, на один вопрос, — обратился к нему Франц. — Почему многие люди клеймят перестройку, тем не менее, вовсю пользуются благами предоставленной им свободы? Почему в народе так процветает это двуличие?.. За столом клеймят, а затем выходят из дома, садятся в иномарку и едут за город, где у них имеется трехэтажная дача. Ну, я еще понимаю пожилых. Безусловно, они заслужили другую старость. Но ведь у нас на Украине все ноют. И пожилые и молодые. Что ты скажешь на этот счет?

Олежка внимательным, цепким взглядом на него смотрит и отвечает:

— У меня нет двухэтажной дачи, а мои люди уже полгода зарплату не получают.

Франц смеется.

— Вот и ты туда же. Россияне на этот счет говорят четко и исчерпывающе правильно: “Если умеет делать — молодец” или:“Делай ты, кто тебе не дает?” У нас же сплошное нытье, чинопоклонство, вечный поиск крайнего.

Вот смотри, Олежка, — улыбаясь продолжает Франц. — Мы сидим в уютном комфортабельном заведении. Его хозяйка, кажется, Домбровская Наталья Николаевна. Необходимо хороший отзыв записать в книге посетителей. А что было раньше?.. Нет, ты вспомни, — настаивает разгоряченный выпитым вином Франц. — “Фабрика-кухня” — сдвинутые грязные столы, кислый портвейн, поломанные вилки. Знаю, скажешь все было дешево. Но ведь и по-свински… разве это правильно?

Олег Анатольевич молчит. Информация, казалось-бы, простая, но достойная размышления.

— А что ты скажешь, Франц, по поводу развала промышленности, дикой коррупции во всех эшелонах власти?

— Ну, это уже другой вопрос, — говорит подвыпивший Франц. — Это, как-бы тебе получше сформулировать, неправильное использование достигнутых свершений. Концовка звучит по-коммунистически и, думаю, поступать здесь нужно по-коммунистически. Но только в одном направлении. Твердая власть и жесточайший контроль.

— Опять стрелять, что-ли?

— Не стрелять, а пересажать!

Олежка оглядывается и говорит: