Юрий Комарницкий - Нина «Золотоножка»

У «НИНКИ ЗОЛОТОНОЖКИ» с нервами было все в порядке. Она знала, что в тюрьме выживет и сумеет за себя постоять. Но мысль о том, что ее подставили не давала покоя, заставляла анализировать каждую минуту того злосчастного дня. Еще ей было жаль своего сына Руслана. Парень только начинал жить, и вот ему пришлось фактически остаться одному.

Дубовский ЦЕНТРАЛ жил своей жизнью. В принципе, на первый взгляд все тюрьмы одинаковые, но это только на первый взгляд. Помимо режима установленного законной властью, в каждой камере существует свой режим, который периодически меняется в связи с камерными переворотами. Здесь не обходится без крови, лидеры схватываются между собой насмерть. Так продолжалось и будет продолжаться всегда. Работник торговли, молодая, красивая женщина Нина Никифорова вызвала в тюрьме всеобщий интерес. Прозвище “Золотоножка” в двух случаях сулило для местного контингента немалую выгоду: В первом, если удастся ее сломать, во втором — если получится ей понравиться и перейти в разряд друзей. Камерные лидеры как всегда в таких случаях предпочитают присматриваться и запускают в разведку наглую шушару. Нина прошла в камеру и первым, что ее поразило, была ужасающая теснота, в которой ютились 20 человек, “плавающих” в неестественно тусклом свете.

— Проходи, Золотоножка, садись, — поразила ее осведомленностью худосочная женщина с воспаленным по непонятным причинам лицом.

Нина села на краешек металлической кровати, продолжая молчать.

— Чего молчишь?.. Может тебе в падлу с нами базарить? — картинно подбоченясь пошла на откровенный конфликт.

Нина, как бы не расслышав ее слов, обратилась к маленькой, плотной женщине, которая сидела на аккуратно застеленной синим шерстяным одеялом нижней койке.

— Где мне упасть? — умышленно применила жаргон. — Расскажи какие у вас порядки: дежурят по очереди или прапора назначают?

Спокойные, рассудительные слова, вызвали невольное уважение. Нина не ошиблась. Инга, женщина, к которой она обратилась, была в авторитете.

— Падай на верх, а потом разберемся. Инга показала ей второе от окна верхнее место. — Дежурим по очереди, ты будешь за валютчицей, — указала на высокую блондинку в фирменной майке.

Прежде чем забросить огромный рюкзак с обрезанными лямками, приспособленный под тюремный “Сидор” на койку, Нина подсела к плотной.

— Как у вас с продуктами?.. Все идет на общак или живете семьями?

— У нас общак. Ложи хавку на подоконник.

Нина развязала мешок и по очереди стала вынимать и выкладывать на койку тяжелые свертки. Зэчки столпились возле нее и восхищенно ахали.

— Ну ты даешь, землячка, ты в натуре Золотоножка. Недаром тебя так прозвали. Нине в глубине души ее слова не понравились. Она понимала, что баловать этот контингент не стоит, да и в будущем оказаться в роли дойной коровы ей не хотелось.

— Сегодня у меня, а завтра у вас… Такие гревы я не каждый день получаю.

Вареное мясо, сыр, колбасу они разложили на чисто вымытый стол. Откуда-то из навесного, прокопченного шкафа, девушки извлекли самодельный электрокипятильник. Через 15 минут камерный ленч состоялся.

Купец [1] сделал свое дело. Истощенные однообразием мозги заключенных встряхнулись.

К вновь прибывшей обратились с расспросами.

— Дача взятки дело серьезное, — заметила одна из заключенных. В 18 лет мой директор меня точно так подставил. Я отказалась с ним переспать так он, козел, своего знакомого “обехесесника” на меня натравил, а затем посоветовал дать тому взятку. Я “обехесеснику” впихнула стольник, тут меня и взяли.

— Но ведь я взятку не давала, — заметила Нина. — В буфете нашли чужие деньги и поскольку между ментами шел передел власти меня сделали крайней. Женщины закурили. Тусклый, призрачный свет в камере приобрел оттенок кофе со сливками — атмосфера смертельная для сердечника.

— Твое преступление, Золотоножка, из тех, которые называют недоказуемыми, — сказала Инга. По презумпции невиновности тебя должны нагнать. Но у нас менты ушлые… продержат под следствием сколько захотят, а потом придумают что-то вроде недонесения властям и себя оправдают.

Зэчки закивали головами и чисто по-женски запричитали: “Ой Господи, да что же это делается!!?… за что мы мучаемся!!?”

Инга скептически смотрела на сокамерниц. Чувствовалось, что эта женщина переступила через какой-то таинственный барьер. В ее взгляде сквозили снисходительность и насмешливость.