Юрий Комарницкий - Возвращение на Подолье

Оказывается, даже в КПЗ имеются карцеры. Их роль играют неотапливаемые камеры без нар. Как просто и как гениально.

Татарину он сломал челюсть. Здесь уже царствовали тюремные законы. Милиционеры, заглядывая в карцер, похохатывали, а заключенная братва через шныря передала ему табак и спички.

Слух о том, что четырнадцатилетний подросток сломал челюсть известному рецидивисту, обошел все двадцать камер КПЗ. Позже, в тюрьме, этот удар вывел его в разряд камерной элиты, но и принес известные неприятности. Сам татарин и его друзья грозились порвать ему “очко”, а те, кто был сторонником наказаний за беспредел, делили с ним глоток чифиря.

Когда он на суде заявил, что наркотик ему подбросили, реакция была однозначной.

— Надо было на следствии говорить, — заявил судья, а прокурор отпустил “остроумную шутку”:

— У них всегда так. Анашу им подбрасывают, а пистолеты они находят в урнах.

Стажер, игравший роль адвоката, попросил уменьшить ему срок, так как он является несовершеннолетним. Этих слов, сказанных в защиту Василия, ему показалось достаточно. После перерыва на обед в зал суда он больше не явился.

В зал иногда заглядывали любопытные. Бледнея после каждого дверного скрипа, он все еще надеялся увидеть свою мать. Она не пришла.

На замечание судьи, почему в зале суда нет матери подсудимого, прокурор ответил в том же стиле:

— Они их до такой степени доводят, что те не знают как от них избавиться.

Все было исчерпывающе ясно. Он получил три года лишения свободы.

Харасанов принес новую бутылку.

— За ваше согласие, Франц, нам необходимо выпить. Рекомендую шотландское виски из отборных зерен. Но, честно говоря, я больше люблю водку. Виски имеет какой-то медицинский привкус.

Виски было теплым и Францу не понравилось. Харасанов выпил еще.

— Наиболее интенсивно нас будут разыскивать десять — пятнадцать дней. Думаю, завтра мы с Татьяной увидим свои физиономии по телевидению. В этот период показываться нам на улице заказано. Не исключена возможность, что вы с Наташей тоже будете в розыске. Показания Наташиной сестры и таксиста наверняка фигурируют. Ваше присутствие они будут расценивать двояко: если посчитают заложниками, что скорее всего, рядовые ищейки в курс введены не будут. Если придут к выводу, что вы соучастники, тогда мы в одинаковых условиях.

Он положил свою руку Францу на плечо и, глядя прямо в глаза, сказал:

— А теперь, поскольку у нас с вами не осталось тайн, сделайте одолжение, пройдите за мной.

Харасанов провел его в отделанную бирюзовыми изразцами кафеля ванную.

— Возможно меня подстрелят, словно куропатку, я это вполне допускаю. На этот случай хотелось бы вам оказать небольшую услугу. Смотрите внимательно. В левом верхнем углу ванной, где на плитке изображена голова чайки, тайник. Становитесь ногами на ванную, нажимайте сильнее…

Квадрат из четырех соединенных между собой плиток сместился. В глубине ниши Франц увидел пачки денег. Там же, в прозрачной коробке, лежали груды документов. Наполовину прикрытые корешками разного формата выглядывали длинноствольные пистолеты зарубежного образца.

Франц изумленно посмотрел на Харасанова.

— Моему удивлению, в отношение вас, кажется, не будет границ. Поневоле начнешь воспринимать всерьез Али-бабу и сорок разбойников.

Харасанов рассмеялся:

— Разбойником я никогда не был. Думаю, вы слышали о знаменитом “меховом деле”, потрясшем этот город несколько лет тому назад.

— Еще бы… Подпольная меховая фабрика… Конечно слышал.

— Так вот, эта квартира досталась мне в подарок от одного из основателей этой фабрики. Я ему помог уехать за границу, он же мне подарил эту квартиру со всем содержимым.

— У них по делу проходило, кажется, семнадцать миллионов?

— Семнадцать миллионов — это детский лепет. Так задумано для обывателей. Ушли сотни миллионов. Только на мой счет в Швейцарии переведено три миллиона.

Франц захлопнул тайник и спрыгнул с ванной. Он окончательно убедился, что абсолютно все сказанное Харасановым, чистая правда.

— В этом тайнике двести тысяч. Если наше путешествие закончится провалом, эти деньги помогут вам с Наташей, по крайней мере, уехать из Казахстана и устроить жизнь в той же Прибалтике.

— Но, Константин, у вас есть жена, дети. Почему вы никогда о них не вспоминаете?

— Когда меня посадили в изолятор, моя жена, кстати русская по национальности, и двадцатипятилетняя дочь подали в суд заявление, что отказываются от меня и просят наказать по всей строгости закона. От них в тюрьме я не получил ни пары носков, ни куска мыла! Тем не менее, им не помешало оставить у себя несколько сотен тысяч.