Николай Иванов - Чеченский бумеранг

– Ильяс, – произнес себе под нос Волк.

Однако тот, кого назвали по имени, отчетливо услышал командира и мгновенно вырос рядом. Впрочем, рядом с Волком вырасти невозможно: на фоне двухметрового кудлатого начальника остальные боевики казались приземистыми, незначительными, даже если они были с макушки до пят обвешаны оружием.

Ильяс был перепоясан пулеметной лентой, а сам «красавчик» [2] В обиходе – пулемет. покоился у него на плече. Аккуратная бородка, тщательно подогнанный камуфляж подчеркивали его щегольство, но что такое пичужка, пусть и приглаженная, перышко к перышку, по сравнению с медведем? Вытянула шею, замерла, потеряла и голос, и вид.

– Вскрой последние шесть вагонов. Искать ничего не нужно, они пустыми вышли уже из Москвы.

– Есть! – по-армейски отозвался щеголь и с удовольствием выпорхнул из-под взора командира.

Если прогремевшие взрывы небо еще выдержало, то теперь дождь сорвался сверху и разбился о землю. Ни добрым молодцем, ни резвым скакуном не стал, – с первой минуты превратился в занудливого и враз надоевшего всем дряблого старикашку с шамкающим и чавкающим ртом.

– Живее, шевелись! – потребовали от пленных надсмотрщики. – Мокни тут из-за вас.

Не «вертушек» боялись, не появления бронегруппы федеральных войск – их беспокоила только непогода. Значит, где-то рядом с поездом притаились расхлябанность и предательство. Одинокий Волк вернулся к тепловозу. Дождь ненасытно клевал тела лежавших на земле железнодорожников. Заодно пытался пощипать и молоденького охранника с крупной родинкой на щеке, но тот забрался в кабину и поглядывал оттуда на происходящее. Изредка жужжал фонариком, найденным в вещах арестантов. И лишь приближающийся командир прервал его благостное пребывание в тепле и сухости.

Крайними, правда, все равно оказались пленники: если Одинокий Волк перед этим перешагнул через них, то охранник, не желая грязнить полусапожки, прошелся по их спинам. Не заметил, что вызвал недовольство старшего. Судя по всему, молодой волчонок состоял в близком родстве с командиром, иначе вместо Ильяса бегал бы он открывать вагоны или стоял бы на охране русских солдат.

По-видимому, дело обстояло именно так, ибо командир ничего не сказал охраннику. Перепрыгнул с насыпи на отмытую от пыли тушку бронетранспортера, дал отмашку механику-водителю. Тот плавно тронул машину в сторону рощи, за ними потянулись груженные под завязку «КраЗы».

По образовавшимся колеям погнали пленных. У разграбленного состава остались лежать лишь железнодорожники: им повезло больше, чем угнанным в плен солдатам. Пожилой не скрывал слез, помощник рассматривал красные полосы, оставшиеся от наручников. К их спинам виновато и побито притулился мокрый тепловоз…

Чем больше слякоти на улице, тем уютнее в кабинетах. Даже в самых казенных. Правда, нынешняя политическая элита, эти мальчики с митингов, впорхнула в государственные апартаменты словно не для державных и многотрудных дел, а для кутежа на одну ночь. А потому в первую голову пожелала для себя комфорта и благ.

Вместе с мусором и затхлостью евроремонты вынесли из чиновничьих кабинетов строгость, деловитость, книги, а главное – чувство ответственности. И вот уже раскованность не отличить от расхлябанности. Удобства – ради отдыха, а не как стимул в работе. В открытую утверждалось господство кайфа и всесильности, подтвержденное обилием телефонов и кнопок для управления людьми, деньгами, территориями, политическими движениями. Обязательным антуражем власти стали всевозможные кофейные уголки для светских бесед и утех с молоденькими секретаршами. Закон взращенных в заграничных командировках первых демократов: на первом месте я, начальник, а все остальное потом.

Истинные демократы, эти романтики-мечтатели о светлом будущем вседозволенности и демократии – но не страны! – оказались отброшенными прочь своими более наглыми и практичными «заграничными» попутчиками. И покаются позже: мол, мы стреляли только в коммунизм, и жаль, что попали в Россию… Бог им всем судья, – стрелявшим, заряжавшим ружья и подносившим патроны. Он милостив, но это не значит, что все будут прощены и попадут в рай. И стояние со свечами в храмах под телекамерами не спасет. Покаяние начинается в душе, озвучивается не всегда и позднее…

Пока же в стенах кабинетов слышались не покаянные, а совсем иные речи.

– Что наш Туркмен [3] Скорее всего, речь шла о Б.Н. Ельцине, имевшем почетное гражданство Туркменистана. ?