— Ну не дошли еще данные, Леня, ну что же я могу сделать…
— Да ты погоди, погоди!.. Там же перекрестный обстрел отсюда и вот отсюда, — Норов неистово затыкал пальцем в карту, — мы же в решето домой приедем!.. А минное заграждение, а пушки вот здесь?!..
— Если хочешь, возьми сегодня увольнительную…
— Да?! Это ты мне такое говоришь?! Хорошо. Добро. Ладно. И возьму! И на хер мне не упала вся ваша война со всеми разведками боем, мать-перемать…
Норов не взял увольнительную. Да он с самого начала знал, что не возьмет, хотя и грозился. Тут уж дело было в неписаном кодексе чести «шатунов», согласно которому перед лицом наиболее трудных и опасных дел отпуска, увольнительные и прочие отмазки просто переставали существовать до поры до времени.
Поэтому на дело команда «шатунов» выехала в полном составе. Они шли на трех машинах: впереди — БАТ, за ним — обшитый дополнительной броней ГМЗ, еще один самодельный бронемонстр с массивной стальной «лопатой», а следом — один БТР.
Был яркий солнечный день, теплый и радостный, в который гораздо предпочтительнее попивать винцо в тенистом саду, чем на театре военных действий искать себе на задницу неприятности. Но выбирать не приходилось.
Три машины перестроились в боевой порядок в персиковом саду и на полной скорости помчались по полотой касательной к румынским окопам, ведя пальбу из всех башенных видов оружия. Румыны немедленно открыли ответный огонь.
Миха находился в БТРе. Сквозь мутный триплекс, дергающийся перед глазами в унисон рисунку рытвин и ухабов под колесами машины, он с трудом разглядел мелькающие стволы деревьев, зеленый массив на заднем плане, а между первым и вторым — быстро приближающуюся неровную линию вражеского окопа. Где-то над головой безостановочно тарабанил башенный крупнокалиберный пулемет, Юрка, водитель, неистово матерясь, круто бросал машину влево-вправо, уворачиваясь от попаданий; заглушая стрельбу и взрывы снаружи, ревели моторы, а рядом, бок о бок, прерывисто дышали солдаты.
Машины прошли в один конец, развернулись и двинулись вдоль окопов в обратном направлении. Миха кинулся к триплексу другого борта. Отлично были видны пять ведущих пальбу огневых точек, чуть дальше, из низинки стреляли две пушки. БТР здорово тряхнуло, запахло дымом. Пора было уходить.
Когда техника «шатунов» оказалась в самой середине румынских позиций, огонь противника достиг своего апогея. Это был кинжальный перекрестный обстрел, очень опасный, и «шатунов» спасали только быстрота движения и не слишком меткая стрельба румын.
Потом, — Миха совершенно не понял, как это произошло, наверное, водитель головной машины в суматохе боя потерял направление, — они оказались в селе. Это было Коржево. Вокруг замелькали бутовые заборы и утопающие в зелени дома, часто со следами артиллерийских и ракетных попаданий. Они кружились по лабиринту узких улочек, лихорадочно ища выход, а изо всех окон, калиток, щелей по ним стреляли в упор. Казалось, все село нашпиговано румынскими стрелками, причем так густо, как грядка — стрелами лука. Это продолжалось минут десять. Целую вечность. Иногда уже казалось, что вот-вот, совсем немного, только бы прорваться до этого перекрестка или в конец той улицы, и все, там уже откроется чистое поле, и можно будет уйти к своим. Но за перекрестком начиналась новая бесконечно длинная улица, за улицей виднелся новый перекресток, а огонь не ослабевал, и пули барабанили по броне, как град, и машины с ревом неслись и неслись куда-то в неизвестность.
Маленькое село вокруг выросло до размеров мегаполиса, причем, построенного совершенно безумным архитектором, не имеющим ни малейшего представления о планомерной застройке и прямых углах, и солдат понемногу начала охватывать паника, и в льющейся бесконечным потоком Юркиной матерщине Михе впервые послышалась растерянность.
А потом, когда БТР все же вырвался из села, и Миха облегченно перевел дух, изображение в триплексе вдруг провалилось куда-то вниз, и его сменило чистое безоблачное небо. БТР дернулся, завалился набок и заглох.
Все орали и ругались, совершенно не понимая, что происходит, а Юрка рвался к люку с воплем: «Наружу, мля!.. Наружу!..» И солдаты кинулись к люкам, и, обдирая бока, выныривали на поверхность мира, а БТР раз за разом содрогался от тяжелых ударов гранат.
Когда Миха, ошалевший, кашляющий от дыма, с пеленой перед глазами и звоном в ушах, вывалился на землю и оглянулся по сторонам, то на мгновение почувствовал непреодолимую тягу забраться обратно: он находился в румынском окопе.
Читать дальше