Андрей Воронин - Банда возвращается

— Понимаю, — Бондарович опустил глаза.

Старик взглянул на него испытующе;

— Вот и думай теперь. Побоишься — значит сдашь бумаги начальству — ну и девчонку, разумеется. И дело с концом. Твое начальство пойдет на повышение. Или выбросишь эти материалы… А полезешь в дело, значит, папаху досрочно дадут. Но, вернее всего, — голову оторвут, в кусты бросят… — старик тревожно оглянулся на окно. — Уезжай, в любой момент ведь могут нагрянуть.

Александр поднялся со стула:

— Начальству я бумаги не сдам. В крайнем случае — выброшу, или съем, как разведчик.

— Тогда удачи, — старик протянул Бондаровичу иссохшую руку.

Когда Александр уже был у выхода, Прокофий вдруг окликнул его:

— Банда!..

Александр вздрогнул, оглянулся. Старик откуда-то знал это прозвище — вот уж загадочный старик.

— Что, Прокофий Климентьевич?

— Ты понимаешь, кого я доверил тебе?.. Бумажки — пыль…

— Понимаю.

— Береги ее…

Виктория Макарова, 11 часов 30 минут дня, 25 марта 1996 года, кабинет Кожинова.

Заглянув на минутку в «Экспресс-почту», Виктория отправила дубликат магнитофонной записи по адресу подруги Ольги Борисовны. Тут же при ней кассету запаковали и, положив под полиэтилен записку с адресом, отправили ее с подростком на мотоцикле.

Виктория еще раз задумалась, возвращаться ли ей в Кремль. Сумеет ли она выйти обратно с незакованными руками?

Даже из соображений простой предосторожности Кожинов должен упрятать ее под замок. И все-таки, и все-таки… Виктория упрямо тряхнула головой. Скрыться сейчас, значит, выдать себя с потрохами и выйти из игры, не пройдя и половины дистанции, не узнав самого главного. А появиться в Кремле, когда там, не исключено, уже расставлены на тебя силки, — поступок, достойный героя… Пока не начнешь совершать такие поступки в жизни, многого не добьешься.

Виктория сжала губы и пошла напролом…

На контрольно-пропускном пункте ей сразу же передали распоряжение Кожинова явиться к нему в кабинет.

Девушке показалось, что дежурный офицер смотрит на нее не так, как обычно. Тревожные какие-то были у него глаза и как будто подозрительные. И когда она прошла КП, прямо-таки спиной ощущала, что офицер провожает ее пристальным взглядом.

Девушка шла по коридору, — все, с кем встречалась, на нее будто оглядывались; и еще ей представлялось, что ковровая дорожка под ней горит, полыхает угольями. Громко стучало сердце… в висках.

В приемной секретарь посмотрел на нее какими-то недобрыми глазами. Не откладывая, заглянул в кабинет:

— Товарищ генерал, к вам Макарова… — и с ядовитой улыбочкой — уже ей:

— Проходите.

Виктория хоть и нервничала сильно, но была вежлива даже с секретарем, — кивнула ему. Подумала только:

«Набирают же откуда-то таких червяков…»

Генерал с тяжелым лицом сидел за своим столом и поднял вопросительные глаза на Викторию. Багровый цвет лица шефа не предвещал ничего хорошего.

— Садись, — указал Кожинов на стул. — У меня один вопрос к тебе, Виктория Васильевна: ты со мной или уже нет? — он пронзительно посмотрел на женщину. — Отвечать на него не надо, это бессмысленно. Только помни, что вопрос этот тебе был задан. А теперь рассказывай…

Виктория сама удивилась, какой ровный и спокойный у нее был голос:

— Вчера во время беседы с заместителем Смоленцева я узнала, что Смоленцев вел переговоры с директором «Экобанка» и Липкиным относительно перспектив развития телестудии. Сопоставив это со списком, который вручила мне Елена Монастырская, я предприняла попытку встречи с Липкиным, связавшись с ним через Зацепина.

У Кожинова было непроницаемое каменное лицо:

— Встреча произошла?

— Да. Только что…

— Результат?

Виктория достала из внутреннего кармана пиджака диктофон и, отсоединив проводок микрофона, положила диктофон перед генералом. Девушка отмотала пленку немного назад и нажала клавишу воспроизведения.

Зазвучал голос Липкина:

«…уровень тотальной слежки и информированности вашей службы. Поэтому мы считаем, что этого бедного педераста, так удачно подвернувшегося под руку, спровоцировали на драку со Смоленцевым, потом талантливого журналиста профессионально добили, а вину возложили на Глушко».

Виктория остановила воспроизведение, сказала:

— Они угрожают поднять немедленный шум, как только будет предъявлено официальное обвинение и они получат доступ к Глушко.