Геннадий Прашкевич - Пятый сон Веры Павловны

– А периметр?

– Так это не у нас. На периметр не пускают, и к нам не ходят. Вот какой страшный процесс, – степенно погладил он бороду.

– К чему это ты клонишь? – подозрительно покосился Сергей.

– Ну, как к чему? Души-то живые, начальник… – теперь Коровенков смотрел на Сергея увереннее. – А живая душа требует особенного внимания… Вот какой страшный процесс, – повторил он понравившееся ему выражение. – У нас, начальник, со жратвой плохо. Особенно с сахаром. Считай, одни макароны.

– Ладно, – понял Сергей. – Кое-что оставим. Муки, тушенки. А сахару не оставим. Продержишься недельку-две, пока пришлем непьющего напарника. Завтра нарубим пихтового лапника, привезем несколько тележек, чтобы не скучал. Горючки хватит привезти лапника?

– Если всю сжечь.

– Ничего, потерпишь.

– А я? – не выдержал Колян.

– Ты с нами поедешь. Как завозили, так и вывезем.

– А венок?

– Да хоть с собой тащи. Только сам.

– А я потащу, – нехорошо пригрозил Колян.

– Ну, это твое дело, – Сергей старался не смотреть на Коляна. – Чистяк сольем в выгребную яму, меньше мух будет. Живи, Коровенков, радуйся жизни. Кстати, и аппарат нам выдашь.

– Так ведь в нужнике утопите!

– Всенепременно!

– Ты одумайся, начальник, – стараясь не терять набранной солидности, пояснил Коровенков. – Создать хороший аппарат – тоже труд. Это народное творчество, живой промысел, если по умному. Да и чистяк, если употреблять в меру, всего лишь народное лекарство. Ну, утопишь аппарат, что с того? Я же мастер, я новый изобрету. Вот какой страшный процесс, – покачал головой Коровенков, сам испугавшись. – У меня мастерство в крови. Если понадобится, я аппарат построю без всякого железа, хоть из сухих дудок.

– Аппарат сдашь! – отрезал Сергей. – И с изобретательством завязывай, иначе слетишь с нарезки, а то помрешь. Другой венок мы сюда не потащим.

И поинтересовался:

– Лодка на берегу ваша?

– Плоскодонка-то? Наша.

– По реке пройдет?

– Плоскодонка-то? А чего? Конечно, пройдет. Только в ней щели и река обмелела. Но плоскодонка пройдет.

– Тогда, значит, так. Утром ты, Кобельков, встанешь пораньше, законопатишь щели и зальешь их смолой. Имей в виду, на лодке тебе самому с нами плыть, так что, работай от души, не халтурь. А ты, Валентин, поможешь ему и присмотри, чтобы он не валял дурака.

– А ты?

– А я с Коровенковым сгоняю на тракторе в пихтач. Лапнику нарубим, на часок заглянем на периметр.

– Нельзя, начальник!

– Нам можно.

– Туда не пускают.

– Нас пустят.

– Все равно нельзя, – стоял на своем Коровенков. – Даже если пустят, нельзя. Кобельков туда дважды ходил, и дважды в него стреляли. И немца так подведете. Немцу здорово влетит, если узнают, что он с нами встречался, – явно соврал Коровенков. И, утирая потный лоб, встревожено воззвал к Коляну: – Ну, подскажи, чего молчишь?

– Хочу и молчу.

– А ты не молчи, ты расскажи, зараза! – вдруг рассердился Коровенков. – Ты расскажи, как ходил на периметр. Расскажи, как тебя чертики в ту ночь защекотали, как утром ты попер прямо через болото. Расскажи, как куражился спьяну, как орал, что вот, мол, иду просто за куревом! Для вохры ты, мол, живой человек, ни в чем тебе не откажут! А какой ты живой, – съязвил Коровенков, – если тебе похоронные венки везут аж из Томска! Лучше расскажи, как тебя с бетонной стены окликнули. Там такая высокая бетонная стена, – пояснил Сергею Коровенков. – А на стене вохра. Там везде вохра. Вроде незаметная, а везде. Расскажи, Кобельков, как ты заикнулся о куреве, а по тебе стрельнули. Да не из берданы, а из настоящей большой трещалки… Вот какой страшный процесс!.. Даже тут было слышно, – явно приврал Коровенков, будто речь шла о пушке. И пояснил Сергею: – Кобельков дурак, что с него взять? Он, зараза, руки по требованию поднимать не стал, считай, повезло заразе. Предупредительными выстрелами весь шиповник посекли под ним. Кобельков чуть не обмарался. Когда потом к нам немец пришел, он прямо как зверь кинулся на немца с кулаками: вы, что, дескать, заразы, вы убить меня хотели! А спяченый что? Он потому и спяченый. Он честно ответил: ну, хотели тебя убить, чего такого? Ты, дескать, все равно помер. Вот какой страшный процесс! Так что, не ходи, начальник. Не надо ходить к периметру.

Грузовик, за которым Коровенков въехал за металлические ворота периметра, развернулся и встал под темным навесом. Не скрываясь, как будто так все и должно быть, Коровенков тоже провел грохочущий трактор вглубь отстойника.