Геннадий Прашкевич - Пятый сон Веры Павловны

– С немцем-то?

– Ну?

– А что ну? Я не лошадь, – огрызнулся Колян. – Я и с Коровенковым каждый день болтаю. Я, если хотите, даже с дятлами разговариваю. Что из такой болтовни запомнишь? Это ведь просто настроение.

– Но Мориц что-то говорит.

– Да это только так кажется, гражданин начальник. И птичка тоже чирикает, и дятел стучит.

– А шейла? – спросил Валентин. – Откуда Мориц приводит бабу?

– Из лесу, вестимо.

– Ты не остроумничай, Кобельков, – нахмурился Валентин. – Мы сюда приехали не шутки шутить. Мы сюда из-за тебя, траченного перца, приехали. Думали, что ты умер.

– Ну вот, опять…

– Заткнись, – негромко посоветовал Сергей. – Выкладывай, что такое периметр?

– Так все ж знают…

– Мы не знаем.

– Ну, говорят, зона была. Я точно не знаю, гражданин начальник, судьба хранила. А теперь там поставлен спецотряд. Я не знаю, говорят так.

– Кто говорит?

– Ну, немец, – неохотно признал Колян. – Может, перелопачивают старые отвалы. Раньше здесь золотишко встречалось. Богатое, говорят, встречалось здесь золотишко.

– Зэки?

– А я знаю? Чужих не пускают. Строгости. К нам приходили однажды. Не пили, не ругались, только дали Коровенкову поджопник, чтобы вопросов не задавал. Сказали, чтобы не давали впредь немцу чистяка, дескать, немец совсем спяченый, может дуба врезать. А я немца знаю, – похвастался Колян. – Он с чего угодно дуба может врезать. Ему палец покажи, он тут же дуба врежет. Я знаю.

– Что за люди приходили? Вохра?

– А я знаю? – пожал голыми потными плечами Колян, демонстрируя пороховую розу и шприц. – На периметре все спяченые. Или, может, психи. Нагишом бегают, поют хором. Я хотел Коровенкова сдать на зону, – опустив голову, признался Колян, – а то Коровенков голый валяется на нарах, его вороны боятся. А немец… Да хрен его знает… Может, из вольняшек… А может, от дури лечится… Я сам видел, шейла им помыкает. Немец за шейлой ходит, как на веревочке, думает, наверное, что все у них путём, а у них ничего не налаживается. Шейла с немцем трахается, а морду воротит в сторону… Говорю, все там спяченые в Новых Гармошках, гражданин начальник, там, наверное, лечебница находится… Я, наверное, сдам туда Коровенкова, а то он плохо спит… А шейла угарная, гражданин начальник. Немец криком кричит, когда я подхожу близко, вот какая баба. Но ей, по-моему, все равно, с кем ложиться, хоть с лосем, хоть с немцем. Она только с американцем не ляжет, гражданин начальник, я сам слышал, как она таким матом крыла американцев. Я так сразу понял, что она с кем угодно ляжет, даже с Коровенковым, только не с американцем…

– Смотри, Кобельков, – пригрозил Коровенков. – Защекочут чертики.

– С одной-то бутылки?

– А сколько надо? – невольно заинтересовался Валентин.

– Ну, не знаю, – уважительно ответил Колян. – Только после одной бутылки ни один чертик ко мне не подойдет. Что ему искать с одной бутылки? – Колян в упор взглянул на Сергея: – Уволишь, что ли?

– Считай, уже уволен.

– А я?

Сергей перевел взгляд на испуганного Коровенкова.

Этот будет работать, подумал он. Если отделить агнцев от козлищ, этот будет работать. Отправим Коляна в Мариинск. На лодке. Сдадим козла Суворову, окупим убытки. А Коровенкову на заимку пришлем непьющего неболтливого помощника. Что там говорил Суворов? «Найдете Коляна, время не окажется потерянным». Будем считать, что нашли…

«Я с ним недоговорил…»

Странно все это. Теперь заставлю Суворова открыться. И пусть придержит своих собак, вроде этого Анта. Раз так получилось, надо использовать ситуацию, подумал он. Надо сразу решить все вопросы – и с Коляном, и с Антом. А заодно вернуть убытки. Правда, с Коляном придется провести несколько дней в дороге, но тут уж ничего не поделаешь.

Он потянул горький воздух.

Тесно получается с Коляном.

Ну, совсем тесно, будто всю жизнь пасемся на одном пятачке. Куда ни ткнись, упираемся друг в друга. Может, оставить его в тайге? Он алкаш, у него печень изношена. Оставить его на заимке, сам загнется от пойла. Каждый грамм алкоголя давно уже работает в Коляне только на смерть, это ему только кажется, что на радость… Каждый грамм давно и активно приближает бывшего технаря к могиле… Дать волю, спечется Хрюстальный башмачок сам по себе… Может, за месяц спечется…

– Ну, так что, начальник? – вдруг солидно спросил Коровенков, забирая в ладонь клочковатую бороду. Теперь, узнав, что лично для него угроза как бы миновала, он сразу осмелел. Он еще не понимал, почему именно для него угроза миновала, но так чувствовал. И похоронный венок никому не пригодился, подлец Кобельков не умер, чувствовал он, и больше того, увезут теперь Кобелькова с заимки. Нет здесь догаресс, никаких вакханок. Только шейла, а она Кобелькову ни под каким соусом не даст. Это придавало Коровенкову сил. Он даже решил, что неплохо бы и пугнуть начальство. – Мы тут в тайге одни… Закон – тайга… Никаких людишек в округе…