Геннадий Прашкевич - Пятый сон Веры Павловны

Он снова встал и, пошатываясь, обследовал комнату.

Он не знал, что ищет, он не знал, что, собственно, можно найти в самом обыкновенном номере самой обыкновенной, хотя и аккуратной гостиницы, но ему повезло. Под кроватью, например, валялся смятый, исчерканный карандашом листков. Наверное, до него не дотянулась сырая тряпка уборщицы.

Унимая боль, осторожно сел в кресло.

Философ обещал прилететь… Ну да, он обещал прилететь скоро… Как скоро?… Он не мог вспомнить. Кажется, Философ собирался прилетит из Лондона… Разве он звонил ему в Лондон?… Какой сегодня день?… Может, и Раиса Сергеевна мне приснилась, как этот пир гомососов?…

Он разгладил найденные под кроватью листки.

Некоторые строки были зачеркнуты, подписи под текстами не было, но писал, несомненно, Мориц. Сергей уже встречался с его своеобразный почерком. Симпатичная коррелянтка… Конечно, Мориц. Кто еще мог написать это:

Вечный бред.

Сергей вяло перевернул листок.

И сразу почувствовал: динамика изменилась.

Это Мориц?…

Пуля для всех скорпионов и змей…

Пуля для скорпионов…

Облиться холодной водой?

Он так подумал, но даже не шевельнулся.

Деревья прикованы к одному месту, вяло подумал он.

Для деревьев пейзаж никогда не меняется. Чем я лучше деревьев? Они живут во времени, поэтому пейзаж для них никогда не меняется. Разве что сезонный. А так они просто встроены в пейзаж. Где дерево выросло, там всю жизнь и стоит. Нет у него ни глаз, ни ушей. Но всей кроной, всей листвой, всеми ветвями, всем своим стволом оно откликается на дальний шум приближающегося урагана… Как я сейчас… Задолго до прихода ужасного урагана дерево отчетливо понимает, что вряд ли устоит под ударами, но покинуть свое место, переместиться хотя бы на метр не может…

Сергей чувствовал, что далекий ужасный ураган уже зародился.

Возможно, появление длинноногой Раисы Сергеевны и эта ужасная головная боль были напрямую связаны с далеким приближающимся ураганом. Возможно, они были первыми приметами этого урагана. Чего-то он не запомнил… Наверное, что-то важное он не успел довершить… Что-то от него ускользнуло… Вот теперь он и прислушивался к головной боли, к тайному смятению, к каким-то необъяснимым ощущениям…

Что за чепуха?

Он сжал голову руками.

И вдруг услышал щелканье замка.

Голова так болела, что, даже увидев входящих в номер людей, он не шагнул им навстречу, не протянул руку, даже не кивнул, не сказал ни слова. Он вообще не сделал ни движения. И не потому, что совсем не мог (хотя частично и поэтому), но потому, что совершенно не знал, как надо относиться к вошедшим в его номер людям.

Он, кажется, знал этих людей.

По крайней мере, он их уже видел.

Один мордастый, крепкий, плотно упакованный в джинсу, с белобрысыми ресницами над жидкими белесыми глазами, другой – менее значительный, во всем, несомненно, уступающий первому.

Ант – это имя Сергей вспомнил сразу.

И так же сразу вспомнил имя начальника охраны – Жеганов .

Эта вспышка обрадовала его. Видишь, сказал он себе, превозмогая боль, я все помню. Если не поддаваться боли, то, наверное, я смогу вспомнить и многое другое. Как это ни странно, он действительно не почувствовал ни страха, ни тревоги. Совсем недавно Ант угрожал ему пистолетом, но сейчас Сергей не почувствовал ни страха, ни тревоги.

– Как душно, – заметил Ант. – Ты не любишь свежий воздух?