Сергей Зверев - У расстрельной стены

Действительно, прав был пьяненький Мангулис — обществу жизненно необходимы и золотари, и прачки. И могильщики нужны, и гримеры, прихорашивающие покойников, и забойщики на мясокомбинатах — список велик! Допустим, знакомитесь вы в гостях с милейшим старичком — ну, просто душа-человек с благородной сединой и в золотых очочках. А часом позже вдруг узнаете, что этот профессорского вида симпатичный дедушка всю жизнь проработал патологоанатомом — в чужих вонючих кишках ковырялся по локоть окровавленными руками. И пахло на его рабочем месте никак не ландышами, а совсем даже наоборот: мертвечиной, дерьмом и прочими мерзостями. И вот возникает вполне закономерный вопрос: ваше отношение к нему ничуточки не изменится, или все-таки придется, пожимая при расставании руку, прятать за вежливой улыбочкой некое чувство легкой брезгливости? А с чего это вдруг? То есть вкусную колбаску мы есть согласны с превеликим удовольствием, а вот работнику мясокомбината, сдирающему с телячьей туши шкуру, подарим брезгливую гримасу и руки не подадим? По-моему, тут попахивает ханжеством и лицемерием…

Так что итог, господа, прост: практически ни одно общество не может обойтись без палачей, но найти желающих занять эту страшную должность было непросто в любую эпоху, в любой стране.

При Сталине, во времена поистине большевистской простоты в решении сложнейших вопросов, подходящего человека попросту вызывали на собеседование в уютный кабинет и предлагали выполнить ответственное задание партии и правительства. И попробуй откажись, если тебе, коммунисту с боевым опытом, не навязывают пованивающую мертвечиной работу, а «оказывают высокое доверие»! В общем, как писали на плакатах шестидесятых: «Партия сказала — надо! Комсомол ответил — есть!»

Так в чем тогда проблема? В том, что иногда пуля доставалась и невиновным? Так, пардон, господа, не палач проводил следствие, не палач был прокурором и судьей — Дергачев просто исполнял приговор, вынесенный «самым справедливым и гуманным в мире советским судом».

Да и по поводу заполошных воплей некоторых господ, касавшихся «миллионов невиновных, расстрелянных и сгинувших в ГУЛАГе», можно серьезно поспорить. Да, любая судебная и карательная система несовершенна — всегда под топор попадали, попадают и будут попадать невиновные!

Но относительно времен сталинских репрессий надо все-таки четко понимать, что вполне реальных и серьезных врагов у Страны Советов хватало с избытком — как внешних, так и внутренних. И ситуация требовала от вождя кардинальных, жестких решений: если есть враги — их надо убрать! Кого попросту уничтожить, кого в лагерь отправить, а остальных выслать подальше от столицы и прочих больших городов.

И это было сделано, чтобы по возможности очистить страну от бывших белогвардейцев, кулаков, саботажников из числа чиновников, служащих, инженеров. Добавим к ним обычных бандитов, уголовников попроще и прочих, не испытывавших к советской власти ни малейшей симпатии. Позднее в эту армию врагов народа влились полицаи, власовцы, бандеровцы и им подобные предатели и негодяи. Так что, власовцев и уголовников тоже запишем в число ни в чем не повинных страдальцев? Ну, нет, господа мои хорошие, давайте уж проведем четкую границу между двумя вариантами: «в лагерях сидели невиновные» и «в лагеря порой попадали и невиновные»!

Жестко действовали органы, получившие приказ от вождя? Да! Порой жестоко? Несомненно. Но Сталин прекрасно понимал, что бывают ситуации, в которых надо не портянки жевать и о гуманизме рассуждать, а просто взять и поставить к стенке несколько тысяч явных врагов и смутьянов, чтобы завтра не погибли миллионы.

Прекрасно понимал это и Столыпин, вводя в России военно-полевые суды. Предание суду террористов и прочих бандитов и смутьянов происходило в течение суток после совершения преступления. Разбор дела мог длиться не более двух суток, приговор приводился в исполнение в двадцать четыре часа! По сути, то же самое было и при Сталине. «Государство может, государство обязано, когда оно находится в опасности, принимать самые строгие, самые исключительные законы, чтобы оградить себя от распада!» — это, как ни странно, не Сталин сказал, а именно мудрый Столыпин.

Что сделал бы Петр Аркадьевич, если бы узнал, что группа высокопоставленных военных замышляет государственный переворот? Правильно: надел бы на каждого из заговорщиков «столыпинский галстук», то бишь повесил бы в течение двадцати четырех часов!