Петр Катериничев - Повелитель снов

Аня открыла глаза, увидела меня, улыбнулась:

– Олег… Я почему-то так крепко уснула… И сны мне снились ужасные… А потом – хорошие… – Она обвела взглядом помещение, увидела свои рисунки, спросила: – Где мы?

– Ты ничего не помнишь?

– Смутно. Я спала, потом мне приснилась Альба… Или – не приснилась… Потом я видела какой-то кошмар… Во сне. Где мы, Олег?

– Не знаю.

Я подошел к двери, прислушался. Там было тихо. Подошел к окну, отодвинул тяжеленную портьеру: на улице было светло, вот только был это вечер того же дня или утро следующего – не понять. В окно был виден только высокий сплошной забор, а само оно, как и следовало ожидать, было забрано снаружи литой чугунной решеткой.

– Альба! Что с ней?! – услышал я голос Ани.

– Она умерла.

– Потому что она… Потому что я… Где мы, Олег! Что происходит?! – Девушка перешла на шепот.

Словно в ответ на ее вопрос за дверью послышался невнятный шум, шаги, звук упавшего стула и следом – два выстрела. Они прозвучали почти синхронно и – все стихло. Если и были снаружи какие-то передвижения, то были они абсолютно бесшумны.

Замок в двери щелкнул дважды, ручка тихонько подалась вниз и замерла, словно стоявший за ней хотел было войти и отчего-то передумал. Я показал Ане взглядом, чтобы она спряталась за стол, а сам, сжимая в руке наручники, мое единственное оружие, быстро передвинулся к двери и стал сбоку, готовый встретить ударом любого, кто появится на пороге.

Но никто не появился. Раздался отчетливый и корректный стук, словно некто просил разрешения войти. Стук повторился, потом дверь легонько приоткрылась, и я услышал:

– Здесь Саша Аскеров. Войти-то можно?

Честно говоря, не помнил я уже голос Саши Аскерова! Совсем!

– Оружие на пол и толчком – в комнату. Потом – сам, пять шагов вперед.

– Дрон, прекрати концерт для идиотов с оркестром! Если бы желал тебя завалить, уже завалил бы. Имею опыт. Просто входить опасаюсь: шваркнешь по голове чем тяжелым, а мне ею еще думать и думать!

Дверь открылась на полную, и я увидел Аскера. Улыбаясь, он смотрел на меня спокойно и слегка насмешливо. В свободных брюках и распахнутой на груди шведке он походил на отлитую статую древнего атлета, зачем-то обряженную в современную одежду. На груди у него тускло блестел массивный золотой медальон с точкой посередине. И оружия при нем не было.

Из комнаты тянуло отчетливо пороховой гарью.

– Кто стрелял? В кого?

– Расслабься, Дрон. Помнишь старое кино? Которое ты смотрел очень маленьким, когда меня и на свете не было. «Никто не стрелял. Это я убил шпиона Гадюкина». Даже двух. А впрочем…

То ли напряжение постепенно проходило, но я вдруг почувствовал такую усталость, будто мне на плечи взвалили огромную ватную спираль, и она все увеличивалась, и окутывала со всех сторон, и мешала дышать… Я рассмотрел в гостиной два неподвижных тела. В руке каждого был пистолет.

– Что мы можем констатировать по факту? – продолжил Аскер. – Генерал Бобров вышел на известного международного террориста Алефа и погиб при попытке задержания последнего. Геройски, разумеется.

– Алеф тоже убит?

– Естественно. Генерал наш был хорошим стрелком. Да и… кому теперь нужен живой Алеф?

– Ты как выкарабкался?

– Откуда?

– Ты же был в коме. После…

– Я существо подневольное, почти растительное. И умение впадать в анабиоз, или, как ты называешь, «кому», свойственное, кстати, даже простейшим – при неблагоприятных условиях, освоил давно и в совершенстве. Йога. Немного практики и – «спи спокойно, дорогой товарищ». Пока не решишь проснуться. По-моему, об этом догадалась только Альба.

Аскер подошел к креслу, в котором застыла женщина, заглянул в зрачки, прикрыл ей веки, констатировал:

– Она умерла. Как говаривали древние, человек уходит тогда, когда умереть ему легче, чем жить.

– Что вообще происходит, Аскер?

– Покойный Бобров совершил ошибку. Фатальную. Вызвал меня сюда. Уж очень ему хотелось, чтобы все со всем связалось красиво. Без узелков. Но… Он привык работать с исполнительными и отвык с умными. Поперву я тоже прилип к Эжену, – кстати, мальчик с огромными способностями, – потом вышел-таки на Альбу. А дальше – прибыл ты и поломал все планы. Всем.

– Альба была…

– …натурой сложной. Но она очень нервничала, чувствовала себя загнанной и, как всякая женщина, постоянно меняла планы и ни на что не могла решиться… Ни на жизнь, ни на смерть… Металась.

Меня она решила убирать по методике; я подставился намеренно, стрельнул в экран и замер в «коме». Как в песне: «И вот пока в анабиозе лежу, те тау-китяне буянют, все реже я с ними на связь выхожу – уж очень они хулиганют…» [33]