Иван Сербин - Передряга

— Хорош грузить, Ляпа, — сказал Сергей Борисович, по-прежнему глядя на окна первого этажа.

Я тоже посмотрел в сторону дома. 8 окне первого этажа маячили несколько фигур. Две — прямо у стекла, трое или четверо — в глубине комнаты. Они о чем-то переговаривались и даже вроде бы жестикулировали. Хотя за последнее не ручаюсь. У дверей еще двое парней, рядом с которыми огромный лохматый пес. Овчарка сидела, вывалив язык, и недобро поглядывала в нашу сторону. На середине дорожки четвертый охранник. Он тоже наблюдал за нами. Очевидно, Сергея Борисовича здесь знали и поэтому оружие открыто не держали, однако я не сомневался: малейший подозрительный жест — и „пушки“ мгновенно окажутся у них в руках,

— Девчонка здесь, спрашиваю? — Сергей Борисович уставился „привратнику“ в глаза, хмыкнул удовлетворенно. — Здесь. Где она? Наверху, внизу? Где?

— Папа, ты знаешь, ~- посерьезнел „привратник“, — я, в натуре, дальше кухни и гостиной не хожу. Знаю, что здесь, но сам не видел, б… буду.

— Тимоха в доме?

— В доме, — ответил колосс и двинул в мою сторону могучей челюстью. — А это кто?

— Мой друг, — сказал Сергей Борисович и тоже посмотрел на меня.

— Папа, я, конечно, тебе доверяю, но ты знаешь правила. — Видно было, что „привратник“ ощущает себя несколько неловко. — Придется обыскать тебя и твоего кореша. Никаких волын, ты знаешь.

— Я знаю, — подтвердил серьезно Сергей Борисович и кивнул в мою сторону. — Его можешь шмонать, а я не фраер и не сявка.

— Папа, правила…

— Клал я на ваши правила, — спокойно отвернулся мафиозо. — Ты не мент, я не в стойле. Всё. Будешь моего корефана шмонать — шмонай быстрее. Нет — мы пошли в дом.

„Привратник“ подумал, вздохнул, сказал мне примирительно:

— Брат, подними руки.

Я невольно посмотрел на Сергея Борисыча. Он же насмешливо смотрел на меня, хотя и не выпускал из виду тех, что стояли на дорожке.

— Подними руки, брат, — миролюбиво повторил „привратник“ и шагнул ближе.

Спина у меня покрылась холодным потом. Я поплотнее сжал в руке пистолет. Сергей Борисович покачал головой, подошел ко мне, ваял пистолет и со словами: „Это делается вот так“, — всадил пулю „привратнику“ между глаз. Я увидел, как вместо головы колосса возникло розовое влажное облако. Брызги попали мне на лицо. Волосы охранника на мгновение взметнулись, образовав подобие темного ореола. „Привратник“ механически шагнул назад, затем колени его подломились, и он завалился спиной на дорожку. Сергей Борисович бросил пистолет и рванул из-под плаща „Калашников“, поворачиваясь лицом к охранникам.

Длинная очередь разорвала тихий вечер. В свете фонарей блеснули гильзы, улетая в темноту. Ощущение было такое, словно над самым ухом лупят стальным прутом по громадному листу жести. Я никогда не думал, что выстрелы звучат НАСТОЛЬКО громко. Уши заложило, словно в каждое напихали по упаковке ваты. Волной подкатила к горлу тошнота. Отступив к воротам, я сложился пополам, и меня вывернуло. Хрипло, с надрывом, залаял пес, и тут же лай сменился визгом.

Когда я поднял голову, все трое охранников и псина уже лежали на дорожке, а Сергей Борисович лупил из автомата по окнам, плавно поворачиваясь справа налево. От мраморной плитки облачками летела пыль и осколки. Зазвенело, осыпаясь, стекло. Тех, что стояли у окна, словно сдуло внезапным порывом ветра. Они просто исчезли. Только что стояли, и вот их уже нет. А Сергей Борисович продолжал нажимать на гашетку, и россыпь стреляных гильз на дорожке росла. Я вяло удивился, почему это у него до сих пор не закончились патроны? И тут жуткий, раздирающий барабанные перепонки 1грохот стих. Мафиозо зажал автомат под мышкой, снял использованный рожок, отшвырнул его в сторону и достал из кармана плаща новый. Я не видел, когда он успел столько положить. Наверное, пока рылся в багажнике. Мафиозо повернулся ко мне и что-то крикнул. Из-за звона в ушах я не расслышал ни единого слова. Смотрел, как Сергей Борисович немо раскрывает рот. Он вытянул руку в сторону дома, затем зажал автомат под мышкой и, схватив меня за воротник куртки, потянул вверх. Я с трудом выпрямился. Живот скрутило болезненным спазмом, словно в нем засела игла. Налетевший порыв ветра принес облегчение. И вдруг как будто издалека наплыл звук. В доме кто-то кричал. Не звал на помощь, а просто тянул бесконечное, хриплое: „А-а-а!“ В этом крике звучало столько боли и страха, что захотелось снова заткнуть уши. Сергей Борисович поглядывал в сторону окон, держа автомат в одной руке, и приговаривал: