Иван Сербин - Передряга

— Наша экскурсия подходит к концу. Их осталось немного.

Через десять минут дом выглядел так, словно пережил нашествие варваров. В какое-то мгновение я почувствовал, что готов убить самого Сергея Борисовича. Он шествовал по комнатам с абсолютно бесстрастным видом и стрелял практически без остановки. Когда закончились патроны к „Калашникову“, мафиозо забрал у меня пистолет, предоставив мне тащить бесполезное уже оружие.

Не моргнув глазом, без всякой жалости, Сергей Борисович добивал раненых, даже если они не представляли опасности. Один из уцелевших охранников при нашем приближении попытался бежать. У него в руках не было оружия, я видел это отчетливо, и все-таки мафиозо всадил ему пулю между лопаток, а затем добил выстрелом в затылок. Это была не просто жестокость, а жестокость, возведенная в абсолют. Она не воспринималась как бессмысленная. В ней чётко прослеживалась уродливая, но жесткая логика. Однако я этой логики не понимал, как ни старался. Мафиозо же было совершенно наплевать на то, что я думаю. Он просто переходил из комнаты в комнату и продолжал убивать до тех пор, пока в доме не осталось ни одного живого человека. Кроме Тимофея и Ирины.

Мне казалось, что мы оба покрыты кровью с ног до головы. От нас пахло потом, пороховым дымом и смертью. Это был самый страшный вечер в моей жизни. Душащий кошмар. Горячечная фантазия. Бред сумасшедшего.

Мы обошли второй и третий этажи, затем спустились в гостиную. Наконец Сергей Борисович остановился и совершенно спокойно, даже с нотками равнодушия, сказал:

— Здесь должен быть подвал. И они в подвале. Больше им прятаться негде. Иначе мы бы уже их нашли.

Против логики возражать трудно. Да и не слишком хорошо я соображал в тот момент. Голова болела, в ушах все еще стоял грохот выстрелов, глаза слезились. С другой стороны, в моем „убийственном просвещении“ наметился явный прогресс. Меня уже не тошнило при виде трупов. Быстро, однако, я начал привыкать к крови. Глядишь, еще немного — и смогу сам нажать на курок.

Вход в подвал обнаружился под лестницей. Мы спустились по крутым ступенькам и оказались в маленьком предбанничке с бетонными стенами. Прямо перед нами темнела грубая деревянная дверь, в которой было прорезано крохотное окно. Только чтобы прошла тарелка с пищей.

Сергей Борисович подошел ближе, стукнул в створку кулаком и крикнул, подняв голову вверх:

— Тимоха! Вылезай, гаденыш!

За дверью загрохотали выстрелы. Пули впивались в толстое дерево и вязли в нем, не причиняя нам ни малейшего вреда. Представляю, что должна чувствовать сейчас Ирина. В маленьком закрытом помещении даже пистолетный выстрел может свести с ума. А когда рядом с тобой перепутанный до смерти параноик, вооружённый пистолетом…

— Уйди! — заорали истерично за дверью. — Уйди, б…я, на х…й! Уйди или я пришью эту сучку!

— Тимоха, открой дверь! — гаркнул Сергей Борисович. — Или я сам открою, только тогда тебе лучше приберечь пулю для себя!

— Я для этой суки приберегу!

Ещё два выстрела. Черт бы их всех побрал! Если бы я всего четыре дня назад набрался мужества отказаться от „заманчивого“ предложения, то ничего этого сейчас не было бы. Сидел бы в офисе с Олежкой, Димкой и остальными, пил бы „капуччино“…

— Оставь, — согласился Сергей Борисович. — Мне на неё плевать. Ты знаешь мои правила. Ради бабы я и пальцем не шевельну. Убей ее, а потом я войду и перережу тебе глотку.

Бах! Бах! Бах! — при каждом попадании пули дверь содрогалась и хлопала о косяк, словно в нее били ногой. Восемь выстрелов!

Сергей Борисович повернулся ко мне, сказал шепотом:

— Когда войдем, держи его на прицеле.

— У меня патронов нет.

— Это неважно. Просто подними автомат и потихоньку обходи этого ублюдка слева. Постарайся повернуть его ко мне боком.

— Хорошо.

Мафиозо стукнул ладонью в дверь. Выстрелы загремели один за другим. Очевидно, Тимофей совсем потерял голову от страха и нажимал на курок, будучи не в силах справиться с охватившей его паникой. Я сбился со счета. Едва выстрелы стихли, Сергей Борисович шагнул вперёд и что было сил ударил в дверь ногой. Она неожиданно легко распахнулась, и мы ворвались в помещение. В свете тусклой сорокасвечовой лампы я разглядел крошечную комнатку, больше похожую на собачью конуру. Мебель тут отсутствовала, зато на стене висели самые настоящие кандалы. Единственный стул валялся на полу, в двух шагах от двери. Только теперь я сообразил, что это камера, а в камерах не бывает запоров изнутри. В камерах запоры только снаружи. Тимофей просто подпёр дверь стулом. Сергей Борисович понял это и заставил бывшего дружка стрелять в створку, чтобы постоянные толчки расшатали подпорку. Он наблюдал за шириной хода двери, а я, дурень, считал выстрелы.