Андрей Добрынин - Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)

Ла Барбера покорно встал, бережно придерживая левой рукой раздробленную кисть правой. Его покрасневшее дрожащее лицо, залитое слезами, выражало животный страх. Непослушным языком он пробормотал:

— Не убивай меня, пожалуйста... Я сделаю все, что ты скажешь...

— Вот ведь как заговорил! — восхитился Корсаков. — А что ты хотел сделать с невинной девушкой, животное? Думал, ее некому защитить? Впрочем, все вы — скоты, всех вас только могила исправит.

— О нет, пожалуйста! — взмолился Ла Барбера. Всю величественность с него как ветром сдуло. Повинуясь властному жесту Корсакова, он поплелся по лестнице на второй этаж. Поднимаясь за ним следом, Корсаков сказал ему в сгорбившуюся спину:

— Иди, иди, полюбуйся перед смертью на своих холуев.

— Иисус Мария! — пробормотал Ла Барбера, увидев раскинувшиеся на полу в неестественных позах тела сицилийцев. Когда его взгляд упал на Рипсимэ,

он вздрогнул от страха, прочитав гнев и презрение в ее глазах.

— Узнаешь барышню? — вкрадчиво спросил Корсаков и неожиданно влепил своему пленнику пощечину. Ла Барбере показалось, будто его огрели лопатой. — На свежатинку потянуло, а, босс? — ласково полюбопытствовал Корсаков и вкатил Ла Барбере вторую оплеуху. Окончательно упав духом, тот рухнул на колени, что-то умоляюще бормоча. Корсаков схватил его за лацканы пиджака, рывком поднял на ноги и рявкнул ему в лицо: — Если хочешь жить, скотина, делай то, что я скажу! Говори, во сколько сегодня должны прийти машины с оборудованием? В семь утра? Отлично, встретишь эти машины вместе со мной, и не вздумай строить из себя героя — мигом получишь пулю в лоб. Все будешь делать только по моей команде!

Корсаков повернулся к Рипсимэ и приказал:

— Иди к своим, скажи, пусть уезжают отсюда как можно дальше. Передай им вот это, — он протянул Рипсимэ клочок бумаги. — По этому адресу они смогут связаться с нами в Европе. Ты должна ждать меня в зарослях у дорожной развилки. Ничего не бойся, не выходи, что бы ты ни увидела. Выйдешь только тогда, когда услышишь сигнал. — И Корсаков отстучал костяшками пальцев по стене ритм сигнала. Он обнял Рипсимэ левой рукой и нежно поцеловал ее в глаза, но сам при этом смотрел на Ла Барбе-ру, по-прежнему стоявшего на коленях, и в правой руке у Корсакова по-прежнему был пистолет. Он ласково подтолкнул Рипсимэ к лестнице: — Ну, ступай и не трусь. Если будешь меня слушаться, все будет хорошо.

Умоляюще глядя на Корсакова, Рипсимэ загово-,рила на фарси, чтобы ее не понял Ла Барбера:

— Давай убежим сразу! Оставь этих людей, они слишком сильны, ты не можешь воевать с ними. То, что ты хочешь сделать, — это почти верная смерть, а что я буду делать без тебя? Бежим прямо сейчас!

— Аллах рассудит, кто сильней, — усмехнулся Корсаков. — Я не могу бежать сейчас, потому что не смогу потом жить. Постарайся это понять, Рита. Я уверен, что ты поймешь. А теперь ступай — время дорого. Встречаемся на развилке.

Корсаков мягко развернул Рипсимэ и подтолкнул ее к лестнице легким шлепком по круглой попке. Когда ее шаги затихли внизу, Корсаков скомандовал Ла Барбере:

— Хватить протирать коленки, ты не на богомолье. Поднимайся и слушай. Мне нужен грузовик — большая фура, в которых перевозят оборудование. Ты остановишь грузовик, прикажешь людям сгрузить ящики и ждать нас на месте разгрузки. Мы с тобой сядем в машину и поедем на фабрику, но сначала заедем в одно местечко тут неподалеку. Видно, вы выяснили, кто я, а значит, мне подписали приговор, так что ни торговаться с вами, ни тем более сдаваться я не намерен. Если ты решишь меня раскрыть, то ты-то уж во всяком случае умрешь, причем я сделаю так, что подохнешь ты не сразу, а сначала изрядно помучаешься. И не надейся на то, что я промахнусь. Все, больше повторять не буду, — иди вперед.

Они спустились к джипу, Корсаков сел за руль, Ла Барбера — рядом. В лиловатой предрассветной мгле на газоне бесформенной массой темнело тело шофера. Корсаков завел мотор и, не включая огней, покатил мимо фабрики, свернул на дорогу к городу и, проехав около километра, притормозил.

— Вот тут мы их и подождем, — сказал он и дал задний ход. Джип задом съехал с дороги и остановился между двумя рядами абрикосовых деревьев.

Небо в просветах среди листвы стало уже бирюзовым, угасали последние звезды, и только луна, словно подтаявшая льдинка, продолжала висеть в ясной небесной толще. Корсаков посмотрел на часы и процедил сквозь зубы:

— Готовься, скоро поедут!