Андрей Добрынин - Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)

— Он согласен, — решительно сказал Терлинк. — Согласен, вы поняли?

Ла Барбера потоптался в дверях, словно соображая, как замять неприятное впечатление от происшедшей перепалки, однако ничего не придумал.

— Ну что ж, тогда располагайтесь, не буду вам мешать, — сказал он. — Желаю приятного отдыха. Завтра утром получите оружие и инструкции на первое время. Этой ночью вас еще будут охранять, но с завтрашнего дня начнете охранять себя сами. Сразу могу сказать, что поначалу вашей основной задачей станет внешняя охрана территории фабрики, то есть скрытый контроль дальних подступов к ней. Арриведерчи!

Трое сицилийцев почтительно поклонились, остальные наемники невнятно что-то пробормотали. Терлинк накинулся на Фабрициуса, упрекая его по-французски:

— Вечно ты со своими деньгами! Хочешь, чтобы нам посадили на шею какого-нибудь неотесанного макаронника? Велика важность — командовать десятком человек! К тому же мы не какие-нибудь желторотые новобранцы: тут каждый и без тебя разберется, что ему делать.

— Вообще-то я считаю, что человек ничего не должен делать бесплатно, — возразил Фабрициус. — Но товарищам я, конечно, не могу отказать, особенно если они так убедительно просят. Что ж, ребята, раз отныне я ваш командир, то вот вам моя первая команда: разбейтесь по комнатам, на каждую комнату по два человека. Мы, как старые однополчане, будем жить с Рене.

Процесс размещения по комнатам завершился очень быстро: помимо старых приятелей Терлинка и Фабрициуса, сразу же решили поселиться вместе немцы Томас и Байтлих и сицилийцы Аббандандо и Д'Акилья. Корсаков вошел в одну из открытых комнат, сел на койку и расстегнул «молнию» дорожной сумки. Из оставшейся троицы — зловещего Эрхарда Розе, красавчика с бессмысленным взглядом Жака Вьена и придурковатого сицилийца Луиджи Торет-ты — ни один не внушал ему симпатий, и он решил ; положиться на судьбу. Через некоторое время в комнату боком, как краб, протиснулся долговязый Розе и, усевшись на кровать, тоже стал распаковывать пожитки. Некоторое время, разбирая вещи и не глядя на соседа, Корсаков слышал только его угрюмое сопение. Пахнуло запахом чужого тела, едким потом, и Корсаков ощутил легкую тошноту. Прихватив туалетные принадлежности, тапочки и халат, он отправился принимать душ. Подняв руки под струями воды, он в очередной раз напомнил себе вытатуированный номер следует скрывать — вдруг кто-нибудь догадается, что это такое, залезет в армейские списки, поскольку они не засекречены, и узнает, кем на самом деле является Винсент Келли. Выяснится, что злейший враг мафии охраняет самое ценное ее предприятие. Да, общие ритуалы — вещь, конечно, хорошая, но с этой татуировкой слишком много проблем. И кому пришло в голову выколоть именно личный номер? Выкололи бы себе все какого-нибудь вьетнамского дракона... Причесавшись после омовения, Корсаков вышел в комнату, прошлепал к своей кровати, рухнул на нее во весь рост и закрыл глаза. Он слышал, как сосед направился в ванную, как плескался там, что-то бормоча, как затем по комнате прошаркали его ноги и под тяжестью огромного тела скрипнула койка.

— Ты не против, если я закурю? — услышал Корсаков и от неожиданности открыл глаза. Собственно, в самом вопросе не было ничего неожиданного — Корсакова удивила лишь странная просительная нотка в голосе Розе. Выпуклые водянистые глаза выжидательно смотрели на него.

— Вообще-то я не курю, но дым мне не мешает, если его не очень много, — ответил Корсаков. Розе чиркнул зажигалкой, закурил и откинулся на спину, придвинув пепельницу, стоявшую на тумбочке, поближе к себе. Воцарилось молчание, но Корсаков чувствовал, что сосед собирается что-то сказать.

— Ты небось не очень-то доволен тем, что я поселился с тобой? — хрипло спросил Розе и как-то невпопад ухмыльнулся. Корсаков вежливо возразил:

— Да нет, отчего же... Какая мне разница?

— Брось, я же вижу. Не ты один такой. Всем не по себе, когда я рядом. Раз я вытащил из-под огня парня, раненного в живот, — если бы не я, ему бы точно пришел конец. Так когда его поставили на ноги, он стал просто бегать от меня — боялся, чТо я начну навязываться к нему в друзья. Со мной так бывало не раз, но все же к этому трудно привыкнуть.

— Хочу тебя предупредить — утешитель из меня плохой, — сказал Корсаков.

— Да я и не хочу, чтобы ты меня утешал, — возразил Розе. — Что есть, то есть, — какие тут могут быть утешения? Просто хотел тебя предупредить, что я все понимаю и можешь со мной особенно не стесняться. Но все же попробуй не обращать внимания на то, что я такой урод.