Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Камчатка

Пытались поначалу приходить к «президенту» с мелкой обидой или за мелкой помощью. Таких поворачивал «президент» лицом к двери, давал такого пинка, что зэк дверь лбом открывал. Многие после такого гостеприимства забывали дорогу к бараку «президента». И «бугров» он поколачивал за провинности. Пожалуется на иного весь барак сразу, да не словом, а ксиву зэки пришлют, со всеми подробностями опишут все претензии и подписи поставят по рангу, как положено; вызовет к себе через посыльного того «бугра» и, не спрашивая ничего, не говоря ни слова, — барак зэков всегда прав, — начинал из «бугра» отбивную делать. Потом выкидывал его наружу. Если зэки закрывали перед избитым барак, — значит, назначен новый «бугор», а старый изгонялся. Если впускали, — выходит, поверили, что выволочку «президента» запомнил «бугор», как науку на будущее.

В этот раз к «президенту» пошел Шило. С непокрытой головой, как требовал устав зоны. Он шел просить «президента» войти в его барак и решить все вопросы схода.

У двери барака «бугор» остановился. Оглядел себя. Ощупал побитое лицо. И, откашлявшись, трижды громко стукнул в дверь.

— Входи! Если с добром! — послышалось зычное. «Президент» играл в кости. Завидев «бугра», нахмурился.

— Что у тебя? — спросил недовольно.

— Сход собрать хотим.

— Второй за месяц! Не много ли?!

— Сегодня важное, — лепетал Шило.

— Драку судить? Побитое мурло выгораживать? — привстал «президент». «Бугор» к двери попятился.

— Нет! Не это!

— «Бугор», какому мурло побил барак, «параши» выносить годен!

— С этим ажур! Погашено, — прижался к стене «бугор».

— А что еще?

— Следователь приехал, — ответил Шило и, осмелев, чуть вперед подался.

— Ну и что? Мало ли кто приедет! Из-за них сходки собирать? — удивился «президент».

— Бондарев с ним.

— А что ему надо здесь?

— Сход объявит, — отошел от стены Шило.

— Вали в барак. Скоро буду, — нахмурился «президент».

Через полчаса в шестой барак невозможно было войти. Воры

и воришки, убийцы всех мастей и рангов, «бугры» всех бараков собрались сюда. Меж ними сновали угодливые «шестерки», «сявки». Пытались пристроиться где-нибудь поблизости молчаливые, любопытные «стукачи» и «суки». Их хватали грубо за грудки, за шивороты — из барака вышибали с руганью.

Воры посолиднее на нижних нарах расселись. Махру курят. Для тепла. От нее сизый дым облаками стелется под потолком. Воры пониже рангом на верхние нары забрались. Что ни говори, лежа— не стоя. В ногах правды нет. А тут, наверху, тепло и светло. И свои дела можно обсудить без помех. Про «бугров» посплетничать, пока те не слышат. Попытаться обменять пачку махры на теплые носки или шарф. Ну а если не удастся — тоже не беда, можно сговориться за деньги купить. Или за пайку хлеба.

Воры вне закона на полу сидят. Тоже переговариваются, каждый о своем, наболевшем.

Душегубы, что поизвестнее, как приглашенные гости, — ближе У к столу, на нижних нарах. Тоже специалисты в своем деле. Сегодня сходу их совет нужен. Но какой? Кто его даст? Вот и бахвалятся теперь друг перед другом на все лады. Кто громче. Только и слышно:

— А я у него портмоне из кармана, а самого кастетом в висок!

— Улов-то как был?

— Ничего! Из сберкассы шел! Приглядел я опреж, как он башли [11] Деньги (жаргон). со счета сымал…

— Я тоже там охотился.

— Ну и как?

— Троих за вечер.

— А барыш?

— Кругленький!

— За них попал?

— Ага! За одного!

— И сколько?

— Четвертной…

— Ого! Сколько еще?

— Пятнадцать.;

— Хрен выдержишь.

— Ништо. Вот выйду — в Одессу подамся. Там фартовому, я слышал, легче прожить.

«Шестеркам» не до разговоров. Только знай бегай. Одному воды подай напиться, второму спички принеси, третьему пайку изыщи. Все в поту, сбиваясь с ног, они носятся, угождая всем и каждому. О себе забыли. Сход для них — наказание.

«Сявки» тихонько у дверей прижались. Двое за «парашей» следят, остальные отдыхают. Горестями друг с другом делятся. Бедами своими.

— У меня вчера посылку отобрали, — жалуется лысый плюгавый «сявка» совсем молодому парню.

— У меня тоже рубашку взяли.

— Отняли?

— Ага.

— Теплую?

— Да.

— Эх, жизнь собачья, — вздыхает лысый, натягивая на лоб старенькую облезлую кепченку без козырька.

Рядом «сука» мостится. Острую мордашку в тень прячет. От глаз дальше «мушку» загораживает. Но «сявки» их вмиг чуют. Накинулись с кулаками, про обиды на «своих» враз забыли. «Суку» за душу откинули, подальше от барака. Убедившись, что поблизости «сучки» нет, на свое прежнее место вернулись, разговор продолжают.