Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Камчатка

— Какая разница, говорите? Разве не знаете? Хорошо, когда смерть — итог жизни, а не прозябания в ней. А в жизни мы не прячем лиц от людей, не боимся дня. Не опускаем глаза и головы при встречах с кем бы то ни было. Мы работаем, любим, растим, детей. Мы знаем, что такое счастье! Счастье жить и давать жизнь! Выполнять свое предназначенье. Поэтому мы не умираем каждодневно, как вы, а лишь один раз. Без страха. А вы боитесь всего и вся — рыцари темноты! Вы охотитесь ночью, как хищники, охотитесь на жизни, на жратву, на кошельки старух, где, кроме пенсии, ничего нет. Вы грабите магазины, отнимая якобы свое, но свое не воруют. И ваша жизнь— это ложь, разбой и… расплата. Вы ненасытны. Вы знаете два запаха— наживы и крови. Вам недоступны понятия о счастье, каким живут нормальные люди, и о горе, какое вы им причиняете. Вы сильны, когда не видно ваших лиц, когда сворой своей выходите на одного сторожа — десяток до зубов вооруженных бандитов против одного старика, убийство которого считаете доблестью. Вам нет звания! Вы не мужчины, вы подонки. И не имеете права на уважение общества. Вы говорите о моих сослуживцах, но и они живут не для себя, а для других. Они, не убивали и не продавали друг друга, как сплошь и рядом водится у вас. Скольких наших работников вы убили? Трудно сосчитать. Но на их место пришли сотни новых, молодых, а вот у вас число отколовшихся увеличивается. Вот так. И если нас не пугает смерть, то для вас и жизнь — трагедия страха. Страха разоблачения, поимки, наказания, страха «сявки» перед «бугром», а «бугра» перед «президентом», страх перед другими и перед самим собой. Нет, настоящий мужчина никогда не согласится на такую жизнь…

Яровой говорил это не столько для Шило, сколько для тех, кто с нар с плохо скрываемым интересом вслушивался, ловил каждое слово. Но вот он встал:

— Если это все, что вы хотели сказать, то мне недосуг…

— Не надо так. Вы считаете, что время потеряли зря. Но я уверен, что этот разговор нужен нам обоим, — обдумывал Шило, как сделать, чтобы отвести внимание следователя от вышедших на свободу воров. И в то же время не остаться в дураках в глазах барака, достойно закончить диалог с приезжим.

— Нужен разговор? Так начинайте, черт возьми, — испытующе глянул Яровой на Шило. Тот уставился на следователя немигающе, зло. Яровой понимал, что «бугор» теряет в эти минуты контроль над собой. Видел, как внимательно следит за ними Мавр и понял: этот будет рад драке. Если Шило кинется и Яровой его осилит, в чем сомневаться не приходилось. Шило перестанет быть «бугром»: безнаказанно высмеянный или побежденный кем бы то ни было, он теряет власть над ворами. Ну, а Мавр, как видно, самый первый конкурент. У Шило нет иного выхода: нужно вовремя отступить и согласиться сделать то, что обещал Гном. Это нужно, чтобы сохранить свое лицо перед ворами в бараке и… Вероятно, сбить его, Ярового, со следа. Напороть темнуху, как говорили воры в таких случаях. Иначе зачем вызвался заменить Гнома в контакте со следователем?

— Ладно, мы вот тут поговорим с кентами, обсудим кое-что, — разжал кулаки Шило и, тяжело переведя дыхание, добавил: — Если что, скажем…

Яровой, уходя, оглянулся. Лицо Мавра исказил недобрый смех. Он смотрел на Шило как на кусок, уплывший из-под носа.

— Эй, сявки-босявки! Кличьте большой сход! — донесся голос Шило. В светлом проеме дверей закопошились, ожили зэки.

— «Президента» пригласите!

— А кто к нему пойдет?

— Да уж не вы, псы поганые!

— Законного надо!

— Мавр! Пусть Мавр идет!

— «Бугор» еще есть! Пусть он!

— Иди, Шило! «Президент» нужен! Иначе сам знаешь, что будет!

— Знаю, отвяжитесь, — буркнул «бугор».

Яровой уже не мог услышать все это. Но он понял, — зэки всерьез отнеслись к затее Бондарева. Интересно, в чью пользу они решат? Хотя, конечно, в свою. Да и что зависит от их мнения, от их опознания? Все равно их слова будут «липой». Яровой медленно шел по зоне. Гулко похрустывал под его ногами уже тонкий лед. Хотелось спать…

В шестом бараке этим временем шла полным ходом подготовка к большому сходу. Зэки мели пол. Ведь должен прийти «президент». Его из числа крупных преступников избирает негласно вся зона. Лишены этого лишь «сявки» да «суки». Их к выборам не подпускают.

В этот раз зоне повезло. «Президент» — что надо! Подходящий по всем статьям. Как того требовал негласный устав зоны. Во— первых, ему было сорок два года. Не стар и не молод. Мужик в самом соку и разуме. Попался лишь на девятом ювелирном магазине — тоже солидно, все ж не бабьи тряпки с веревок крал. В драке с ним никто из фартовых не выстоял. Не кулаки — гири двухпудовики. И из себя — как на заказ. Плечи — медведю на зависть, голова на них, как тыква. Без шеи, сразу из плеч росла. Спина что из бронзы отлитая. Мышцами играет — любой борец позавидует. А ноги сильные, быстрые. Еще бы! Три раза из магаданских лагерей удирал. Не скоро находили. Его ноги выносливее собачьих оказались. И если бы не это изобретение — телефоны, никто бы не догнал. Четверых собак руками задушил. Лишь против вооруженной автоматами погони бессильным оказался. Здесь, в лагере, он второй год «президентом» жил. Начиная с «бугров» и кончая последней «сявкой» — все ему подчинялись. Все трепетали перед ним. Его слово было законом для всей зоны зэков. Жил он в бараке вместе с крупными ворами, в своей компании. И никто из посторонних зэков не мог туда сунуться без особого на то разрешения.