Эльмира Нетесова - В снегах родной чужбины

— Кенты «грев» просрали? — спросил Колька.

— Какой там «грев»? «Малине» ты нужен, пока от тебя навар есть. А загремел в ходку — не только кусок хлеба иль махру, кликуху, задрыги, забудут. Иль ты впервой в ходке?

— А как же «закон»? — не поверил Коршун.

— Для дураков. Он раньше был. Тогда его все держали. Теперь — все! И ты, коль хочешь дышать, паши. Чтоб выжить. Лучше быть живым работягой, чем ожмуренным законником. Помни мое слово. Я свое упустил. Хоть ты живи, — пожелал он с грустью.

Через два дня Драга умер. Рано утром проснулся Коршун, а сосед лежит лицом к нему. Глаза открыты, а не моргают. В них ни боли, ни горя. Тень улыбки застыла. Видно, в последние минуты получил отпущение на небесах и ушел из жизни, ни о чем не жалея. Да и была ль она у него?..

Драгу вынесли охранники, взяв его за руки и за ноги. Даже мертвого не пожалели. Волокли по полу. Коршуна от такого передернуло.

Лишь на десятый день, когда силы стали явно сдавать, заглянул к нему в шизо старший охраны и спросил:

— Эй ты, гнида! Будешь вкалывать иль тут сдохнешь, как твой сосед?

Колька поспешно встал. Подошел к оконцу, хотел ответить, что согласен на пахоту, как дверь шизо открылась. Его выпустили в узкий длинный коридор.

— Иди в баню! Небось, вшей набрался! Оттуда в столовую! Получишь робу и в забой! Без фокусов! Понял?

Тот же бригадир, увидев Кольку в забое, криво усмехнулся:

— Что? Достала мозги охрана? Поумнел в штрафном изоляторе? То-то! Здесь — наша зона! Хватай лопату и шуруй к транспортеру! — скомандовал как пахан.

Колька зубами заскрипел. Но знал, спорить бесполезно. Он запомнил слова и ухмылку бригадира. Не мог простить ему и шизо.

«Погоди, козел паскудный, лысая жопа, гнилой катях, будет и моя минута! Уж я ее не упущу!» — пообещал Коршун, решив убить бригадира в первый же подходящий миг.

Трое зэков, не разгибая спин, грузили уголь на транспортер, идущий вверх нескончаемой лентой.

Голые по пояс, лоснящиеся от пота и пыли, они были похожи на чертей, прописавшихся в забое либо сосланных из ада за грехи.

— Чего топчешься, как усрался? Иль кила в яйцах выросла? Становись и вкалывай! — открыл рот один из них.

— Давай, сынок, помоги. Да скинь робу, чтоб сердце не посадить, — обратился второй, и Колька враз потеплел. Снял брезентовую куртку, рубашку, майку. И через пяток минут его невозможно было отличить от тех троих.

— Надень рукавицы. Не то к вечеру руки облезут. Шкуру до самых локтей снимешь. И воды испей. Чтоб ночью не харкать пылью, — сказал Кольке тот же человек.

Коршун быстро набросал свой уголь на транспортер, помог и ему. Когда сели на короткий отдых, Коршун, не колеблясь, подсел рядом.

— Зови Ивановичем. А тебя как? — спросил тот тихо.

— Колька, — еле вспомнил родное имя.

— Давай в соседи ко мне. На шконку рядом. Бывший мой друг на воле.

— Иванович? Ты что? В подружки уговариваешь блатного? — расхохотались двое мужиков.

— Вломлю падлам! — вскочил Коршун. Но Иваныч успел стать на пути:

— Не тронь их, сынок! Не марай душу в говно. Что взять с них нынче? Не то что тело, мозги пропылились. В башке одна копоть. Да и о себе говорят. Путный разве о гаком помышляет. Только тот, кто живет низом, тем, что меж ног растет. У них, кроме этого, хоть все изнутри обшарь, кроме говна, ничего не сыщешь…

— Обижаешь, Иваныч! — скривился один и продолжил: — Какой уж низ? Давно я позабыл, зачем у меня яйца имеются. Года три, как не проверял, на месте ли они? Надо перед освобожденьем заглянуть, не потерял ли я их в забытьи?

— Это точно! Жена первым делом там пошарит. Не сыщет, взашей выкинет, — рассмеялся четвертый, Степка.

— А что? Один наш домой приехал, а вечером — стук в дом. Открывает. Спрашивает: «Кого надо?» А мужик в ответ ему: «Это ты как здесь оказался? Я — хозяин тут!» Оказалось, жена замуж вышла, пока мужик ее срок отбывал. А сознаться не хотела. Про запас берегла. На всяк случай. Если второй мужик бросит ее. Даже в постели переткнулись, пока тот, второй, на работе был. Смотрит на нее наш освободившийся, а баба, как побитая сука, меж ними мечется. И говорит, мол, если б можно было нам всем вместе тихо жить… Ну, наш не выдержал: «Я себя на помойке не поднял! Не хватало, чтоб очередь на суку занимал! Я пока еще мужик!» Вышел вон из дома. И вспомнил о той, которую в молодости любил. Первую. Пришел к ней. А она с троими детьми мается. Одна кругом. Оказалось, это ее мужик к его жене ушел, — захохотали зэки.

— И что теперь? — удивился Колька.