Эльмира Нетесова - Колымский призрак

Когда Верховный суд автономной республики приговорил его к исключительной мере наказания, местная газета вскоре сообщила, что приговор приведен в исполнение.

Никто не вспомнил его добрым словом. И только старая бабка в глухом селе залилась горькими слезами, услышав от соседей черную весть.

Встав на колени, единственная во всем свете, молила Бога о снисхождении к внуку, просила пощадить его. Как о живом просила…

А тут вождь умер. Амнистия. И заменили Аслану «вышку» долгими годами заключения, отправив его на «дальняк». На самую что ни на есть Колыму.

В холодном товарном вагоне он вжимался в нары. Сворачивался в ком, чтоб не замерзнуть заживо. А поезд, пыхтя и дергаясь судорожно, тащил его через леса и горы все дальше от дома.

Что лучше: мгновенная смерть или долгий срок неволи? Повезло ль ему, как считали зэки? Во всяком случае, чья-то смерть сохранила жизнь. Быть может, на время сделала оттяжку, приготовив его в жертву новым испытаниям…

О Колыме доводилось слышать немало от бывалых людей. Тех, кто работал там вольно. А вот зэки, даже закоренелые ворюги, у кого за плечами было по нескольку судимостей, чем ближе к Колыме, тем угрюмее, неразговорчивей становились.

— Колыма? Ее вынести, значит, десяток смертей пережить. Нет там места живой душе. Это — погост, большой и холодный. Там сама смерть лишь по бухой живет. А едва отрезвеет, в теплые места смывается. Там даже она околеть может, — говорил Аслану старый зэк, вжимаясь в его спину впалой, отмороженной на Колыме грудью.

«Чудак, что такое Колыма в сравнении с расстрелом? Ничто!» — думал Аслан, вспоминая жуткие ночи в камере смертников. Ни на минуту не уснув, измерил он ее шагами вдоль и поперек тысячи раз, ожидая, что вот-вот за ним придут, чтобы увести на казнь…

Когда на шестой день свалился на полу от усталости, уснул мертвецки. Сколько спал — не знал. Проснулся от того, что кто-то назвал его фамилию и приказал встать.

Аслан мысленно простился с жизнью. Шагнул к двери. Вошедший зачитал приказ об изменении меры наказания. Аслан, уже не раз простившийся с жизнью, не поверил в услышанное, — принял за хороший сон. Потому рухнул на пол. Наяву ощутив боль, проснулся вконец. Значит, не приснилось.

— Радуешься? Я тебя еще больше обрадую. На Колыму тебя отправляем. Чтоб мозги проветрил, — проскрипел человек и вскоре ушел из камеры.

— В расход повели, — услышал Аслан голоса зэков, увидевших, как его, уже переодетого, вывели из камеры смертников.

— Господи, прости его, — попросил чей-то голос за спиной.

Аслан не оглянулся.

Пусть Колыма. Ну и что? Зато жив, думалось ему. В душе всё пело. И Аслан торопливо влез в ЗАК, увозивший зэков на железную дорогу.

На одной из станций передал письмишко для бабки в деревню, чтоб знала, что жив ее молитвами.

Та глазам не верила. Не сама, соседка прочла. Неграмотной была старушка. На радости, что жив внук, домой — как на крыльях полетела. Не расстреляли. Услышал Бог. Значит, и ей помирать нельзя. Дождаться надо. Это ничего, что срок большой дали. Вон и сам Аслан пишет про зачеты. Обещает работать хорошо, чтоб скорей выйти и увидеться с нею. Просит беречь здоровье. Ну как тут не послушаться, коль о добром говорит!

И молилась старушка каждый день. Просила Господа сохранить внука.

Аслан в пути прислушивался к разговорам людей. С ними ему предстояло жить бок о бок долгие годы.

— У меня кент на Колыме пахал. Трассу строил. Будь она проклята, — заледенел взгляд вора. Блеклое лицо его вовсе потускнело, собралось в морщинистую фигу.

— А у меня батя на Колыме остался, — выдохнул мужик-белорус, попавший сюда за кражу двух мешков муки со склада.

— Его за что на Колыму упекли? — поинтересовался молчаливый украинец Павло.

— Та ни за что. Председателю сельсовета морду побил и говном назвал. Оказалось, что если б дома, то ничего бы не было, а коль на работе, то не председателя, а власть оскорбил.

— Едрёна вошь! А какая разница? Если он говно, так он везде такой, хоть дома, хоть на работе, — рассмеялись мужики.

— Я тоже так думал, да только теперь и сам па Колыму загремел…

Аслан поежился. Вспомнил свое. Тот день он не мог восстановить в памяти целиком. Но киоск с разбитыми стеклами стоял перед глазами. Из подсобки он взял лишь пару ящиков водки. На свадьбу друга. Продавец закрыла киоск рано. Хотел утром ей деньги отдать. Но уже ночью за ним пришли. Двое милиционеров. Он их не хотел впускать. Те грозиться стали. Открыл. Сгрёб. Бог силой не обделил. Одного — ударом в челюсть с ног сшиб. Второго — к косяку двери головой припечатал. Обмякшее тело выволок и на землю бросил. Вернувшись в дом, забылся в тяжком, с похмелья, сне.