Эльмира Нетесова - В снегах родной чужбины

— Живей! В горотдел! Жми на всю! Может, успеем…

— А что стряслось? — спросил водитель.

— Ювелирный обокрали!

— Извини! Срочно надо! — повернулся к Коршуну милиционер. И добавил: — Мне недалеко…

— Как же смогли? Неужели у нас еще есть воры? Вроде совсем тихо было в городе? — удивлялся шофер. — Да, может, сами продавцы отчебучили? — добавил он, вызывая милиционера на большую откровенность.

Тот отмахнулся:

— Какие продавцы? Сотрудника убили. Свинчаткой. Наган у него отняли и пристрелили собаку. И своего! Это ж надо, в самом магазине прикончили. Вот изверги! Чтоб им дня не прожить! — возмущался милиционер.

— Как же влезли? — спросил, притормозив у милиции, водитель.

— Некогда! Поймаем, тогда узнаем все! — хлопнув дверью, милиционер выскочил из такси. Шофер, удивленно хмыкая, глянул на Кольку. Тот безразлично смотрел на прохожих и будто не слышал о случившемся.

Колька остановил машину у самого кожзавода. Так учили законники — не вешать на хвост стукачей. Рассчитавшись с водителем по счету, подождал, пока такси уедет, и только после этого свернул в переулок, где жил рабочий люд и городской сброд. Пройдя метров двести, вошел в знакомую калитку.

— А Шило где? — встретили фартовые.

— Пришить пришлось…

— За что? — обступили его насупившиеся фартовые.

Коршун рассказал о случившемся.

— Эх, старый пердун! Трехали ему, чтоб шнобель ватой затыкал, коль сопатка пыли не терпела. Все забывал! Хороший кент был. Помянуть надо!

— Накрылся Шило? Что ж, Коршуна взамен его «в закон» примем, — не расстроился Пан и взял из Колькиных рук «рыжуху».

Коршун рассказал пахану о своем возвращении сюда. Об услышанном от милиционера.

— Выходит, замереть нам надо. Теперь мусора весь город обложат. Ни гуднуть, ни пернуть негде от них будет. Заляжем на дно где-нибудь в захолустье, — предлагали законники.

— Остаться на плаву можно лишь в большом городе. Где людей много. В какой-нибудь дыре всякая псина знакома друг другу. И подноготная известна. Мы там враз, как хрен на горошине, центром внимания станем. Канать будем здесь. И не дергайтесь из хазы. Хамовку сявки доставят. Пусть шухер спадет. Сорвемся в Поронайск или в Катангли. Там нас, небось, забыли, — сказал Пан. И, глянув на Кольку, добавил: — Сегодня сход будет. Коршуна «в закон» принимать. Никому никуда не смываться. Городские кенты нарисуются. Принять надо, обмыть удачу…

Коршун отдал пахану наган. Тот оглядел его. Забрал себе. Кольке взамен отдал нож с длинным прочным лезвием. Нож был кнопочным. И вызывал жгучую зависть у фартовых. Колька спрятал его подальше от глаз. Подарок пахана решил беречь. На рукояти сам Пан расписался. Видно, не хотел расставаться с пером. Но «пушка» была несомненно лучше…

Вечером к законникам Пана пришли фартовые города. На сход собрались. Коршун волновался, примут ли его «в закон» или откажут?

Паханы всех пяти «малин» города сели вместе, рядом с Паном.

Медвежатники ближе всех к паханам.

Сход должен был честно распределить все доходные точки между «малинами». Договориться, как избавиться от гастролеров с материка, чужих воров из зон. Кого надо — принять «в закон», в «малину», кого — выкинуть из него.

Коршун знал — такие сходы стали редкостью. Раньше, по словам фартовых, их собирали в Ростове или Одессе, во Львове и Москве. Но теперь лягавые мешать стали — много развелось их в последнее время. Потому собираются воровские сходы на окраинах в городах, где законников больше, чем мусоров.

На сходах случалось всякое. Редко какой проходил спокойно, без приключений.

Свои встречи воры отмечали в самых дорогих ресторанах. Откупали зал на всю ночь и бухали до одури, когда никто не мог отличить своего пахана от чужого. Кенты, нажравшись до визга, плясали на столах среди хрустальной и фарфоровой посуды, меся туфлями, сапогами трюфеля с осетриной, сыр с икрой…

Гремели залпами пробки от бутылок шампанского.

Кто не мог больше пить, тому выливали вино за шиворот, за пазуху, а случалось, и на голову.

Вспыхивали здесь и драки. Жестокие, свирепые. Чаще из-за девок, которых фартовые приволакивали с собой, а другие отказывались их уважать, отворачивались или презрительно обзывали.

Случалось, перебравшие кенты лезли за пазухи иль под юбки к чужим шмарам. И тогда вспыхивала поножовщина.

Редко обходилось здесь без жмуров. Двоих или троих, случалось, хоронили фартовые.

Но бывало и другое…

Откупит «малина» ресторан, наняв самых лучших поваров, самых надежных официантов. А какой-нибудь задрипанный официантик сообщал о предстоящем пире в милицию. Та заявлялась в самый разгар. Когда законники на бровях ходили. А оркестр, словно одурев от невиданного гонорара, оглушал не только ресторан, а и всю улицу «Муркой» с «Чубчиком», «Бакинским портом», «Кирпичиками», «Лимончиками» и прочими излюбленными песнями фартовых.