Эльмира Нетесова - В снегах родной чужбины

— Осип? Остался у той, первой! Живут. Детей на себя записал. Новый дом нынче строит. Кузнецом работает. Был одиночкой. Жена не рожала. Зато теперь целых трое отцом кличут. Плохого в папки не берут. А жена… В тягостях теперь. Своего, кровного Осипу подарить решила. Четвертого сына! А может, дочь! Так-то оно! Хоть из зоны, но мужиком вернулся. Отцом! Судьба наградила!

Судьба… Колька пригорюнился. В черной штольне отчетливо увидел ее. Первую… Самую лучшую на свете девчонку.

И зачем позволил утащить себя из Хангузы? Дал обидеть ее! Прозевал. Упустил. Разве вернешь ее теперь? Никогда. Она не поверит, не простит. Да и ждать не станет.

Сколько лет минуло? Пора бы и забыть ее. Но почему не уходит из сердца эта девушка?

«Милая моя! Незабудка одинокая! Как бы я дорожил сейчас тобой!» — вспоминал он Тамару.

— Вставай, пошли, сынок! — услышал Коршун. И до конца смены, не разгибая спины, загружал уголь на ленту транспортера.

Бригадир, проходя мимо, посмеивался над ним. И Коршун поневоле стал следить за рыхлым крикливым мужичонкой, который хамил всем подряд.

Прошло недели две, когда в одной из выработок нужно было расчистить завал. И бригадир, приведя туда Коршуна, сказал, показав пальцем на гору породы:

— Чтоб к концу смены все вылизал, слышь, ты, вошь недобитая? Иначе…

Закончить угрозу он не успел.

Колька налетел на него, сбил с ног. Ухватив глыбу породы поувесистей, опустил на голову резко, изо всех сил. Бригадир крякнул. Дернулся. Коршун выбил породу из-под опоры. Крыша над нею обвалилась, засыпала бригадира, провисла, затрещала над головой Кольки. И, едва тот отскочил, засыпала штольню и начала провисать дальше.

Колька испугался лишь на секунду. Но и этого было достаточно. Крыша штольни с треском лопнула…

Коршун почувствовал удар, неимоверную тяжесть, навалившуюся на него со всех сторон. Она сдавила, скомкала, скрутила накрепко.

«Накрылся, как курва в параше!» — мелькнула последняя мысль…

Очнулся в тюремной больничке. Весь в бинтах и гипсе.

— Очухался! Твое счастье! Иванычу магарыч ставь! Он тебя достал. Ночь не уходил, пока из породы не выковырнул. Опора подвела. Бригадира насмерть убило. Жаль мужика, — вздохнул тюремный врач, глянув на Коршуна, и указал на тумбочку: — Тебе с воли посылка пришла. Все деликатесы. А говорили, что нет никого. На целый год еды прислали! — Он открыл дверцу.

Колька увидел колбасу, сахар, табак, банки халвы, мед, варенье, печенье и множество всяких пакетов, кульков, свертков.

Он попытался встать, но врач не разрешил, сказав жестко:

— Только через три недели…

Но уже через пять дней Коршун начал понемногу вставать с постели. Его навещал Иваныч. Пользуясь отсутствием врача, они покуривали. Коршун угостил мужика сервелатом, халвой. Тот давно забыл их вкус. В банке с халвой, на самом дне, лежала завернутая в слюду записка:

«Держись, Коршун! Хавай «грев»! Мы тебя помним. Долю держим! Выйдешь с ходки — все будет в ажуре! Держи хвост пистолетом. Не дай себя загробить. Принудят пахать — паши. Лишь бы живой нарисовался! Закон тебя простит. Хавай! Каждый месяц получать станешь. Башли на кайф получать станешь. Передадим с задрыгами. Пан».

Коршун глазам не верил. Он знал, что задрыгами фартовые звали охрану.

«Значит, есть кто-то у них в зоне», — мелькнула догадка. И, разжевав записку, проглотил.

Иваныч оберегал Коршуна от всяких разборок в бараке работяг. Там нередко пропадали вещи, деньги, продукты и курево. Все мужики сразу шли с обыском к Коршуну.

— Кто ж еще стыздил? Только он, ворюга! До него ничего у нас не пропадало! — орали мужики, обступив шконку Коршуна.

Тот чернел с лица. Его — законника — принимают за шпану? Такого униженья не выдержал бы ни один фартовый.

Коршун вначале кипел. Но на третий раз, не выдержав, предупредил:

— Шмонайте! Но если не надыбаете, всех, кто будет трясти меня, замокрю на месте! — и спокойно вышел в проход, дав возможность мужикам обыскать шконку, тумбочку, сумки.

Работяги не поверили в услышанное и вороньем бросились на обыск. Они перевернули все вверх дном. Трясли тряпки. Проверили все продукты. Но своего так и не нашли.

— Извини! Набрехали на тебя! — развел руками желчный косоглазый заводила.

— Этим не отмажетесь! Я говорил иль нет? — схватил его за плешивую голову и на глазах у всех перерезал ему горло. Тут же поймал второго, маленького верткого интригана. И, обтерев об него нож, вдавил головой в шконку так, что череп того хрустнул, как глиняный.