Петр Катериничев - Редкая птица

И наконец учли мое легкомыслие: оставил верзилу на берегу и покатил на его машине — дескать, будет наука, когда оклемается. А некто хладнокровно выстрелил ему в затылок.

Пойдем дальше. В машину ко мне подсаживаются две изумительно красивые девчонки. Снова кто-то учел мои слабости, — не посадить их я не мог, и та и другая знают, кто я, — вот и два свидетеля. Плюс старлей спецназа, он мигом вспомнит и клубный пиджак, и зеленую машину.

Короче, кому-то выгодно не просто ухлопать верзилу — если он чем-то мешал, могли просто утопить в море — концов не найдешь. Значит, цель — не просто повесить на меня «мокруху», а подставить, и подставить плотно. Кому я мешаю? Или — чего они хотят?

Кто — «они»? У меня есть три конца: Ральф — его назвал верзила, Лена и Юля — этих я не прояснил. Ну и старлей — по всей видимости, фигура случайная, но выяснить нужно. Вроде все.

Портвейн я допил — настроение улучшилось.

— Бутылочку можно?

— Что?..

— Бутылочка не нужна?

Передо мной, просительно согнувшись, стоит мужичонка в сальном пиджачке с истертой сумкой в руках.

Санитар сквера. Воняет же от него…

— Благодарствуйте. — Бутылка исчезает в сумке, а мужичок наклоняется, подбирает несколько окурков, сует в карман пиджачка, просительно смотрит на дымящийся окурок в моей руке. Бросаю окурок, даю ему сигарету. Сигарету он тут же прячет, суетливо подбирает окурок и сует в рот:

— Премного, премного благодарны, — кланяется, с удовольствием затягивается и семенит к выходу из сквера.

А настроение снова испортилось. Сам не знаю, почему… Скверный мужичонка.

Вот именно: скверный. Завсегдатай сквера. Вроде еще нестарый — занялся бы чем-нибудь вместо того, чтобы тару шакалить. Ладно, не мое дело — проехали.

А чувство досады не отпускает. Словно я что-то упустил, не заметил. Только не могу понять — что.

Может быть, просто захмелел? Ну что ж, сейчас протрезвеем. Подхожу к стояку разливной палаточки, выбираю бутылку с этикеткой подороже — хотя какая разница, из одной бочки наливают — и одним махом глотаю почти это коньяк, приполный стаканчик. На мое удивление хороший.

— Дарагой, зачем напыток обижаешь, — укоризненно качает головой продавец-грузин.

— Да кто ж знал, — развожу виновато руками.

— У меня плохой напыток нэ бывает, всэ знают.

— Извини, спасибо.

— Заходы эще, дарагой!

Мимо по улице несется милицейская машина, взвизгивает на углу тормозами и устремляется в переулок. Как раз в тот, где я оставил «росинанта». Движимый нездоровым любопытством, иду туда же.

У машины — уже небольшая группка людей.

— Проходи, проходи, — раздраженно толкает зевак сержант, поигрывая «демократизатором». Но людей прибывает — любопытство штука заразная.

Пристраиваюсь чуть позади и…

На переднем сиденье «жигуленка» в раскованной позе сидит высокий, моложавый, несколько полный мужчина. На нем прекрасно сшитый костюм — серый с серебром. Лицо чуть повернуто в сторону водительского сиденья. Но и при этом легко можно заметить в лице непорядок. Кто-то влепил ему пулю в переносицу.

Сиденье и дверца залиты кровью из выходного отверстия на затылке. На водительском месте — знакомый мне кольт с глушителем.

Да и убитый не бомж. Известен в Приморске каждому. Валентин Сергеевич Круглов. Мэр города. Он же — Ральф.

Приехавший оперативник открывает переднюю дверцу, поднимает с пола предмет и разглядывает на свет, аккуратно держа между ладонями. Чувствую, как подкатывает тошнота, — в руках оперативника не что иное, как пустая бутылка из-под портвейна, марочного, крымского, выпитого мною полчаса тому назад.

— «Седьмой», я «четвертый», прием.

— «Седьмой» слушает, прием.

— Ситуация активизирована. —Штатный вариант, схема «эй-си-ай».

— Реакция объекта?

— Пока неясна.

— Выясните.

Дело мое — табак. Бывает хуже, но — реже.

Сзади снова визжат тормоза — «ниссан-патрол» с мигалкой на крыше. С переднего сиденья грузно вываливается Кузьмич — широкий, массивный, капитанские погоны на покатых литых плечах напоминают спичечные этикетки. На мента же он походит так же, как я на девицу легкого поведения.

Кузьмичу пятьдесят три, но вполне можно дать и тридцать пять, как кому понравится. Жесткие седые волосы коротко подстрижены, как он называет, «под бокс», на загорелом дочерна лице выделяются ясные, как сентябрьское небо, глаза.

«Мужик — упасть, не встать!» — как выразилась одна гастролировавшая в Приморске знаменитость. Широкие пятнистые спецназовские брюки, заправленные в мокасины, в оперативной кобуре на поясе — девятимиллиметровый «ПС» вместо «Макарова», — полушериф, полуковбой. На первый-то взгляд. И еще, в углу рта — неизменный окурок «гаваны». Впрочем, здесь ни тени фанфаронства — сигары Кузьмич курит лет двадцать пять.