Валерий Рощин - Черная бездна

От тунисской Бизерты до указанной Шмидтом точки было триста шестьдесят миль – ерунда по меркам современного надводного судна. Однако «семерка» к таковым судам не принадлежала. Ей со скоростью подводного хода в три узла предстояло затратить на этот поход целых сто двадцать часов! Если бы не ночные всплытия для подзарядки аккумуляторных батарей, во время которых она резво шла под дизелями, путешествие и впрямь растянулось бы до пяти суток.

В первую ночь Франц здорово нервничал и, пока шла подзарядка, торчал на мостике. Рядом дежурил вахтенный офицер с парой матросов-сигнальщиков, а штурмбаннфюрер, полагаясь исключительно на свои способности, вглядывался в темное небо и вслушивался в шелест волн.

Обошлось. Ни англичане, ни американцы этой ночью свои самолеты на бомбардировку экспедиционного корпуса Роммеля не отправляли.

Спокойной выдалась и вторая ночь: далеко по левому борту проплывали огни населенных пунктов Сардинии, а звездное небо пряталось за плотной облачностью, гарантировавшей относительную безопасность.

– Мы две ночи шли с хорошей скоростью, – сказал довольный Шмидт, спустившись в центральный пост.

– Вы правы, майор, – поднял голову от карты Минквиц. Это здорово сократило время в пути. Через сутки мы будем на месте – в десяти милях южнее Бастии.

В последнюю ночь похода видимость стала еще хуже. Слева, несмотря на близость, еле просматривались огни корсиканских городишек, справа по борту находились острова Тосканского архипелага: Монтекристо, Пианоза, Эльба… Но об их существовании можно было лишь догадываться, глядя на карту Средиземного моря.

После всплытия для очередной подзарядки Шмидт поднялся на мостик и первым делом посветил фонарем в сторону кормы.

– Один, два, три, четыре… – считал он сейфы.

Все двенадцать были на месте. Одиннадцать совершенно одинаковых, имевших обычный вид, и один, швы которого покрывал слой гудрона. Одиннадцать ящиков были пусты, и лишь этот – особенный – содержал в своих несгораемых недрах редчайшие древнеегипетские артефакты. Именно о нем перед отправкой каравана из Бизерты поведал фельдмаршал.

Шмидт вытянул из пачки сигарету, щелкнул бензиновой зажигалкой. И вспомнил минуты прощания с Роммелем.

– Внутри спрятаны артефакты из запасников Каирского музея древностей, – сообщил тот, понизив голос почти до шепота. – Музей проверяла одна из лучших команд во главе с капитаном Хофманном. В результате было найдено несколько тайников с уникальными вещами. Находки подробно описали и спрятали в сейф, а через несколько дней начались странности.

– Какие странности? – затаил дыхание эсэсовец.

– Точно не знаю. Поговаривают, будто солдаты и офицеры подцепили в подвалах музея какую-то дрянь – неизвестную болезнь. Они чахли на глазах, а мои медики разводили руками и ни черта не могли сделать. Одним словом, через неделю умерли все, кто посещал тайники в запасниках.

– А что же Хофманн? – пробормотал Франц.

– Капитан скончался последним и мучился так, что врагу не пожелаешь. Одним словом, будь осторожен. Твое дело – надежно их спрятать. Вот и спрячь, а внутрь не суйся…

Поначалу предостережение фельдмаршала произвело на Шмидта сильное впечатление. Всю дорогу от Бизерты до точки на побережье он прокручивал загадочную историю, а при погрузке с опаской посматривал на проклятый сейф. И лишь на борту субмарины, отдохнув и выспавшись, успокоился и взглянул на рассказ Роммеля с иной стороны.

«Совсем свихнулся «лис пустыни», – с улыбочкой подумал Шмидт. – Одичал вдали от цивилизованной Европы, да и не привык уступать на поле боя. А тут сплошные неприятности: разгром при Эль-Аламейне, отступление, африканские болезни, изматывающие бомбежки… Вот и выдумывает глупости. – Он выбросил в море окурок и посмотрел в темноту – туда, где стояли приваренными к палубе стальные ящики. – Плевать мне на этот сейф! Мое дело – доставить его до адресата и забыть. – Пока все идет по плану, и незачем напрягать подводников своим присутствием…»

К третьим суткам путешествия по Средиземному морю штурмбаннфюрер убедился в профессионализме моряков и в чрезмерности собственных опасений за исход операции. За последние дни он порядком вымотался и хотел просто отдохнуть. Однако именно этой ночью размеренной жизни похода суждено было нарушиться сигналом боевой тревоги.

Стоило Францу улечься на койку, как замигали красные лампы, а трансляция ожила голосом командира: