Николай Иванов - Департамент налоговой полиции

Девицы замахали руками, и моторист, во все глаза уставившийся на них, направил катер прямо к берегу. Сейчас впиться носом в песок, вылететь пробкой к ногам этих очаровашек — и нет большего счастья, потому как нет и ничего лучше на свете, чем прекрасное женское тело…

— Глаза лопнут, прости господи! — первым пришел в себя Василий Васильевич, заодно приводя в чувство и моториста.

— Лучше пусть глаза, чем брюки, — вздохнул тот, но скорость сбавил и всмотрелся в место, к которому хотел причалить.

Не дожидаясь, когда катер замрет у берега, Василий Васильевич спрыгнул за борт. Угодил в воду — вот что значит спешка и стремление дотронуться до шоколадных упругих тел.

Только больше, чем его желание, проявилась выучка тех, кто завлекал и заманивал. Ускользая из‑под рук, оставляя вместо себя только воздух, они повели прибывшего гостя в глубь острова, где над кустарниками лениво курился на солнце дымок костра. Он-то и отрезвил больше всего: девицы — собственность шефа, а собственность без разрешения трогать руками запрещено. В жизни нужно успеть взять хотя бы свое, а чужое только кажется лучше и ближе. Тем более собственность НРАПа. Прошло уже три месяца со дня их первой встречи, и Василий Васильевич успел почувствовать норов нового шефа, который однажды пригласил его пообедать в «Балчуге», и НРАП предложил приличную сумму за какую-то ерунду. Ерунда со временем стала превращаться в более серьезные дела, но и оплачивалась значительно выше. Так что терять такого клиента из-за пигалиц, пусть и голых, — эмоциональные порывы для юнцов, не знающих жизни.

НРАП лежал на песке, издали переворачивая прутиком угли. Конечно, у богатых свои причуды, но зачем Козельскому нужен был костер в жару, оставалось лишь гадать да удивляться.

Чуть поодаль, в одном прыжке от хозяина, не мешая ему думать и в то же время не выпуская его ни на миг из внимания, полулежал телохранитель. Василия Васильевича он знал и покивал ему головой, то ли разрешая подойти к шефу, то ли здороваясь. Девицы резвились чуть дальше, не отвлекая, создавая лишь иллюзию чего-то нереального. По крайней мере Василий Васильевич в подобных ситуациях еще не оказывался, несмотря на то что НРАП поручал ему все новые и новые задания. Может, это особый знак приближения к себе? Может, эти девицы, как добрые феи, открыли последние двери, отделявшие его от шефа?

— Раздевайся, прихвати последнего солнышка этого лета, — предложил Козельский.

Пока Василий Васильевич послушно освобождался от мокрых, облепленных песком туфель и носков, телохранитель поднес шесть бутылок пива — холодных, словно только что вытащенных из морозилки. А может, и в самом деле вытащенных — НРАП мог позволить себе удовольствие иметь переносной холодильник.

Не успел Василий Васильевич насытиться горчичной прохладой пива, как из-за кустов показались двое вальяжных молодящихся седовласых мужичка, наверняка пришедших в большую жизнь из выборного комсомола. Они без спросу взяли по бутылке, заставив посумрачнеть шефа, но по тому, что он не сказал им ни слова, чувствовалась и его определенная зависимость от этих людей.

— Как поездка? — НРАП обернулся к Василию Васильевичу.

— Думаю, удачно. Есть настоящие ихтиандры, по крайней мере под водой они смотрятся предпочтительнее, чем на суше. А главное, немало тех, кто хотел бы заниматься, но не имеет возможности. Все их фамилии и адреса завтра будут у меня, так что через несколько дней смогу доложить по каждой кандидатуре в отдельности.

— Хорошо, очень хорошо, — поблагодарил НРАП и словно в награду протянул еще одну бутылку. — Проверь каждого. Особенно обрати внимание именно на этих, оставивших клуб из-за безденежья. Может, стоит организовать им выезд в какой-нибудь санаторий дня на три, якобы на отдых.

— Деньги…

— Деньги надо считать не сегодняшние, а завтрашние, — перебил Вадим Дмитриевич. — Эти хлопцы потом для нас сделают столько, что окупят сто бассейнов на сто лет. Словом, через два месяца, к началу первенства мира в Камеруне, три-четыре человека должны быть на крючке в готовности выполнить любой мой приказ.

— Есть.

НРАП поднялся, разминаясь, сделал несколько резких взмахов руками.

— Девочки! — прервав деловой разговор, окликнул он промелькнувших за кустами фей.

Те коньками-горбунками встали перед ним — мгновенно и безропотно, ничуть не смущаясь своего вида. Козельский прутиком, которым только что помешивал угли, провел по вжавшимся от щекотки девичьим животикам, затем обвел подавшиеся вперед груди. Прятать несуществующий животик и выставлять грудь — здесь скорее всего у них сработал тысячелетний инстинкт преподнести себя в самой эффектной позе, чем уберечься от щекотки.