Юрий Гаврюченков - Золото шаманов

Очутившись на правом берегу, я понял, что теперь мы точно уйдём. Это в центре никуда не соскочишь, а в новостройках вполне реально устроить успешный забег. Отсутствие мозгов у корефана с лихвой восполнялось приобретёнными в боевых условиях рефлексами и арестантской смекалкой: с моста он сразу притырился на Стахановцев и пошёл кружить по тихим малоприметным улочкам, двигаясь параллельно набережной и, соответственно, к дому.

«Опять встряли! – думал я, озираясь. Ждал заметить синие мигалки идущих на обгон мусорских тачек с наставленными из окон автоматами. – Снова впёрлись, да как! Вот теперь точно надо отваливать, куда угодно, лишь бы из города – хоть к чёрту на рога».

К чёрту на рога мы и попали. Такого захолустья не встречалось мне давно. Со времён экспедиции под Газли. Но там была пустыня, а здесь, сильно к северо-востоку от Красноярска, была изгаженная вырубками тайга.

Городок Усть-Марья представлял собою скопище грязных бараков, достраиваемых и обновляемых по мере обветшания, и небольшого количества блочных пятиэтажек, собранных на правом берегу Примы. Речка с сигаретным названием впадала в Марью, а на месте их слияния раскинулся смрадный нарыв, наполненный человеческим гноем. По-иному охарактеризовать эти трущобы было невозможно. Прима делила городок на две части – Правую и Левую. В Правой, меж Примой и Марьей находилась действующая колония при деревообрабатывающем комбинате, вокруг которой выросли дома цириков [7] и чекистов, присутствовал клуб (деревянный), Дом офицерского состава (кирпичный, сталинской архитектуры), баня, госпиталь и прочее, что полагается в таких местах. Был там и свой краеведческий музей, у директора которого мы остановились.

Левая же сторона была по-настоящему «левой». Селился там всякий сброд: эвенки, вольнонаемные и отмотавшие срок обитатели «Первого лагпункта», по каким-то причинам решившие не уезжать далеко. Работали кто где, частью на комбинате, частью в порту, на лесосплаве, многие тунеядствовали; воровали и пили все. Поскольку Левая сторона изначально планировалась как главная часть города, которую должны были заселить перекованные и нравственно чистые граждане страны Советов, там разместили ЗАГС, исполком, РУВД и прочие административные здания. Опрометчивость этого решения поняли значительно позже, когда граждане прочно обустроились в бараках и изменить что-то было уже невозможно. По моральным качествам они оказались подстать государственному строю. Загажено всё было жутко, даже до безобразия, на улицах иногда вездеходы вязли, особенно в дожди. Поэтому хранителем крупиц цивилизации стала ментовская сторона, имеющая вид благоустроенного прилагерного посёлка. Она хоть и была пропитана провинциальным мещанским духом плюс запахом каш из зоновской крупы, зато по ней можно было ходить и днём и ночью, без боязни получить пером в бок, в отличие от Левой стороны, где царили первобытные законы города без фраеров.

Андрей Николаевич Лепяго, которого нам порекомендовал Гольдберг, оказался старожилом здешних мест. Его отец чалился на усть-марьской зоне, он-то и знал Исаака Моисеевича сначала зэком, а потом как вольнонаёмный инженер. Малолетний Андрей обитал на Левой стороне вместе с матерью, подобно жёнам декабристов последовавшей за «кормильцем» в Сибирь. Несмотря на амнистию, ссылку отцу не сняли и он остался на деревообрабатывающем комбинате, где дорос до главного инженера. Андрей Николаевич закончил Красноярский педагогический институт и вернулся преподавать историю и обществоведение в ментовскую школу на Правом берегу. Так он и остался бы учителем, не появись в середине 80-х новый хозяин [8] , тогда ещё майор, Проскурин, который решил организовать при Доме офицеров краеведческий музей. Тяготел, видать, к науке. А поскольку начальник колонии является могущественным правителем в дарованном государством феоде, то и понты давил соответствующие, дабы не посрамиться перед соседями-феодалами пенитенциарной империи. Смекнул Проскурин, что собственный музей ничуть не хуже придворной филармонии, а даже лучше, поскольку оригинальнее, да и надёжней – вещи, в отличие от слабых здоровьем зэков, не болеют и не освобождаются. Директором тут же назначил учителя, который активно исследовал обычаи края и по собственной инициативе соорудил в своём кабинете экспозицию, знакомящую школьников с бытом аборигенов. Вскоре Андрей Николаевич был заменён выпускником Красноярского ВУЗа и в городе (невиданное дело!) возник свой музей.