Юрий Гаврюченков - Доспехи нацистов

Затем я навестил Диму. Соседи по палате у него сменились, «трубы» он лишился и скучал. Правда, отъелся и потолстел. Меня он встретил с нескрываемой радостью, тем паче, что я пришёл не с пустыми руками.

– Неудачно меня подстрелили, – посетовал Димон, выглотав стакан «Кагора». – Ни сесть, ни встать. Ничего по-человечески не сделать. Врачи обещают, что скоро буду ходить, правда, на костылях, но и то радует.

– Всё познаётся в сравнении, – заметил я.

– Ты как поживаешь?

– Теперь спокойно, – многозначительно ответил я, откупоривая вторую бутылку.

– Рыжий не достаёт?

– Нет. Отстал Рыжий.

– Странно, – удивился Димон, – не похоже это на Рыжего. Хотя Пухлый мне то же самое говорит.

– Кто говорит? – спросил я.

– Пухлый.

Я промолчал. Не сказал, что Чачелова убили, как не стал сообщать о своей новой работе на «Светлое братство». Боярскому эти новости ни к чему.

– Ты давно Вову видел?

– Позавчера заходил, – не моргнув глазом выдал Дима.

У меня отвисла челюсть. Рерих же сказал, что он погиб. Но зачем ему врать?

– Ну и как он? – я быстро справился с собой.

– А чему ты так удивился? – глазок у мусора был цепкий.

– Ничему. Просто давно не встречались.

– Нормально, оглох только. Говорит, что мину взрывал, чуть не окочурился. Детство вспомнил, дурак. В кусты его забросило, фуражку свою потерял и оглушило сильно.

«Знал бы ты, что это за мина была, – подумал я. – Бедняга Пухлый, надо будет к нему зайти. Впрочем, со взрывом поступок был при тех обстоятельствах исключительно мудрый.»

– Ничего, – хлопнул я Димона по плечу, – мы ещё погуляем в Синяве. Нас, следопутов, просто так не перекокаешь!

На том мы и расстались. От одного юного следопута я поехал к другому.

Лжепредставители строительной фирмы «Санкт-Петербургская недвижимость» явились пред карие очи шукателей лучшей доли в прежнем составе. Хозяйка золотоносного участка даже как будто не удивилась, завидев нас снова, только приняла позу готовности к активной обороне, уткнув руки в боки.

Состроив улыбку, в которую была вложена львиная доля дарованного природой обаяния, Володя Рерих завёл старую песню. Начал сразу о главном. Чувство вины за поруганный огород заставляло действовать решительно. Зачем попусту время терять – оно, как известно, деньги. Плясать лучше от печки.

– Добрый день, Оксана Андреевна, – бодрым голосом приветствовал её Володя, – мы опять к вам.

– Да я вижу, здравствуйте, – заметно польщённая тем, что такой представительный мужчина запомнил её имя-отчество, хозяйка приблизилась к калитке.

– Вот, как мы в прошлый раз и договаривались, заехали узнать цену.

– Ну, знаете… – замялась хозяйка. – Мы вообще-то не хотим продавать.

– А собирались, – напомнил то чего не было Рерих.

– Да нет же. Вы, верно, спутали.

– Ничуточки, – осклабился Рерих. – Сколько вы хотели бы выручить за свой участок?

– Я вообще-то не знаю. Надо с мужем посоветоваться, он решит. Но мы не продаём.

– Давайте, поторгуемся, – дипломатично предложил Володя, доставая сигареты.

Я скромненько стоял рядом. В прошлый визит Рерих представил меня исполнительным директором фирмы, а на такой должности подобало не высовываться, что меня вполне устраивало.

Вступать в торг хозяйка желанием не горела. Сразу стала отнекиваться. Видно было, что более всего ей хочется отвязаться от прилипчивого просителя. Загадочный налёт на огород, совершённый неизвестными вандалами под покровом ночи, не делал её уступчивее. Даже не смотря на то, что называемая покупателем сумма неуклонно ползла вверх, хозяйка отказывалась наотрез. Огорчённый её дурным упрямством, Рерих занервничал.

– Что вам здесь, мёдом намазано? – мысль о лежащем под грядками золоте изрядно прогревала ему кукушку.

– Да, намазано, – подбоченилась владелица земли. – У нас туточки свои интересы!

Торг перешёл в перепалку.

– Сколько стоят ваши интересы? – слово это взвинтило Рериха. – Я их оплачу!

– Да хучь всю меня золотом осыпь, земля непродажная!

При упоминании о золоте у Володи едва не случилась истерика. Лицо его плаксиво перекосилось в беспомощной гримасе.

– Пятнадцать тысяч, – прокричал он.

Хохлушка перепугалась.

– Двадцать. Двадцать пять. Тридцать. Что же вы со мной делаете, Оксана Андреевна! – завопил Рерих.

Женщина заморгала.

– Витя, ходи ж быстрее сюда!

Тоскливо поджимая в ботинках пальцы от этой душераздирающей сцены, я покрылся потом.