Cassandra Claire - Draco Dormiens

Затем глянула туда. Было что-то в отражении, ее и Гарри, — что-то странное.

— А сейчас? — сказал Гарри, попятившись от нее футов на десять. — Что ты видишь?

Она взглянула назад в зеркало. И у нее перевернулось сердце.

— Все еще тебя и меня, — сказала она, начиная что-то улавливать. — Только, Гарри — в зеркале,

ты сухой. И у тебя… — она оборвала фразу, поворачиваясь к нему. — Что это за зеркало?

— Прочти инструкцию, — сказал Гарри, он выглядел ошеломленным, хотя и не таким несчастным,

как был.

Гермиона прочла ее. « У джедан юун йата оцилен юаж артоя ».

Так как Гермиона была на порядок сообразительней Гарри, у нее заняло всего мгновение понять,

что инструкция написана задом наперед.

«Я отражаю не лицо, а тайную надежду.»

— Ты рассказывал мне об этом зеркале, — медленно сказала она, — годы назад… оно

показывает тебе твою семью, Гарри…

— Оно показывало, — сказал он. — Я все еще вижу их. Только я вижу нас на переднем плане. Я

понял, — произнес он, — надежды сердца человека могут меняться.

Он был очень бледен, но смотрел на нее, по-настоящему смотрел на нее, как не смотрел на нее

днями.

111

Позади него она видела, как Драко пересекает комнату в сторону двери и выходит. Ее сердце

сжалось. Но она не могла уйти. Это была ее жизнь, именно здесь, в этой комнате.

Дверь затворилась за Драко, и она повернулась к Гарри.

— Зеркало показывает то, что ты хочешь, — медленно сказала она.

Гарри кивнул.

— Но разве Дамблдор не говорил тебе, что большинство людей хотят себе самое худшее?

— Большинство, — сказал Гарри. — Но не каждый. — Он посмотрел на нее прямо. — Ты любишь

меня? — спросил он.

— Конечно, я люблю тебя, — сказала она. — За всю свою жизнь я никого не любила так, как тебя.

Но ты пугаешь меня. Ты можешь ранить меня так легко. Вот почему мне нравится быть с Драко. Он

не обидел бы меня, и, в любом случае, он не сможет.

Гарри быстро повернулся кругом, отошел от нее на несколько шагов, затем повернулся лицом.

— Это забавно, — сказал он, — но я беседовал с Малфоем вчера, и, вообще-то, кое-что понял. Я

понял, что должен извиниться перед тобой.

Она пристально посмотрела на него. Он был бледен настолько, что, казалось, только глаза были

единственным цветовым пятном на его белом лице.

Он сказал:

— Прости. Прости, что я никогда не говорил тебе, что люблю тебя. Прости, что ждал, пока

не оказалось, будто я могу потерять тебя до того, как сделаю что-нибудь. Прости, что соврал тебе,

когда ты меня спросила, люблю ли я. Я просто никогда не думал об этом, как о любви. Ты всегда

была частью меня. Как мои собственные глаза. Или мои руки. Тебе ведь не приходит в голову

подумать: «Я люблю мои глаза, я люблю мои руки»… Разве нет? — Его голос задрожал. — Я

не похож на Малфоя. Я не произношу красивых речей. Но я знаю, чего я хочу.

Гермиона просто глядела на него, не отрываясь. Она не могла произнести ни слова. Слова даже

не приходили ей в голову.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива, — произнес он медленно. — И если я не делаю тебя

счастливой, тебе следует быть с человеком, который это сделает.

Он посмотрел на нее. Гарри. Тот, кого она любила всегда. Не за то, что он был храбрым, хотя он

был, или умным, хотя и таким он тоже был, или хорошим танцором (которым он не был), а потому,

что он был добрым тем типом доброты, таким редким среди большинства людей, и среди

тинэйджеров в частности, — добротой, которая не просто отдает, а отдает всю себя без остатка.

— Он любит тебя по-настоящему, — сказал он. — Не как я, но…

Он замолчал, отвернулся, и пошел в сторону двери. Он собирался уйти, она знала это, потому

что, если Гарри однажды решал в своей голове сделать что-то, он делал это. И, когда он говорил

что-то, именно это он и имел в виду. А потом она подумала о том, что он сказал, и как бы это было,

провести остаток жизни без него.

— Гарри, — сказала она, отталкиваясь от стены и делая шаг в его сторону. — Пожалуйста,

вернись.

Он обернулся. Она не могла видеть его лица, он стоял в лоскутке тени. Она могла видеть только

призрачную белизну его рубашки и бледность его кожи.

— Пожалуйста, вернись, — сказала она снова.

Он вернулся. И стал перед ней, не сводя с нее глаз.

А затем были руки на ее плечах, руки Гарри, и он целовал ее. А когда она обвила его, насквозь

промокшего, руками, то вода пробирала ее сквозь одежду, и кожа его была холодной как лед, но