Ирина Маркова - Ира-ничные стихи

Что скулы болят постоянно и нудно,
За это логично её пожалеть.
Однако, совсем догадаться нетрудно,
Что шея давно перестала болеть…

С кем я могла бы играть в четыре руки?
С Пастернаком – наверняка,
С Цветаевой – вероятно,
С Мандельштамом – едва ли,
С Ахматовой, к сожалению, нет.

Как видно, Павловой приелась
Стихов несметная лавина,
И поэтессе захотелось
Блеснуть игрой на пианино.

Она стремилась для начала
Освоить песенки и гаммы,
Творить совместно призывала
Ахматову и Мандельштама.

Они ж сказали дружно: «Хватит!»,
Поняв двусмысленность момента,
Знать, Вера Павлова не катит
И в роли аккомпанемента!

И сам не замечу, что к водке
Я вновь от вина перейду…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
От чудной игры – в полумраке
В сигарном дыму, как навек,
Не помню, плясал я иль плакал,
Но помню, что был – человек.

Поэту скитаться по свету
Написано, знать, на роду,
И Критскую песенку где-то
Поэт услыхал на беду.

Сочувствуя туркам и грекам,
Однажды в сигарном дыму
Себя осознал человеком,
Не веря себе самому.

И, счастья хлебнувши с избытком,
Себя самого превзошёл
И к более крепким напиткам
В сигарном дыму перешёл.

И тут же душа отогрелась –
Тот день не забудет вовек:
Ему то плясалось, то пелось
От счастья, что он – человек.

Повысивши градус в надежде,
Ждал новых в судьбе перемен,
Он был человеком и прежде,
А нынче – почти супермен.

Он музыки больше не слышал,
И плакать, и петь перестал.
А градус был выше и выше,
А в нём супермен возрастал!

Вновь птахи, обживая сад,
Подняли вдруг переполох!
То ястреб прилетел, вот гад! –
И ищет жертву…
Чтоб он сдох!
И сдохнет! –
Даже не вскричит…
Мне только надо взять ружьё…
Но – слышу, небо говорит:
Брат, это дело – не твоё.

В саду, где тишь да водоём,
Летала стайка певчих птах.
Поэт бродил в руках с ружьём
И с новой песней на устах.

Бродил средь кочек и средь ям
И тихо песню напевал,
Ни то стрелял по воробьям,
А может – строчки рифмовал.

И громко пел, чуть не оглох,
Сосед за стенкою молчал,
Но вдруг внезапно: «Чтоб ты сдох!»
В сердцах поэту прокричал.

Поэт продолжил напевать –
Ведь надо ж истины вещать,
А на соседа наплевать –
К чему вниманье обращать?

В руке перо, и глаз горит,
Перо острее, чем копьё,
Вдруг слышит – небо говорит:
«Брат, это дело не твоё!»

… Выхожу я взглядом на дорогу,
Там никто, никто не внемлет Богу!
Нету ни собаки, ни «газели»,
Сколько бы глазёнки ни глазели.
Я сижу и пальцем безымянным
Вкрадчиво почёсываю грудь,
Постепенно напиваюсь пьяным,
А потом вообще готов заснуть.

Вдруг объятый манией величья,
Современник Михаил Попов
Вспоминал повадки и обличье
Дней былых поэзии столпов.

Оттого внезапно на дорогу
Он аналогично выходил,
Сходства ж с тёзкой ни на грамм, ей Богу,
Он в себе никак не находил!

Вглядывался в звёзды две недели –
Только время даром потерял:
Столько бы глазёнки ни глядели,
Сколько б ушки он ни навострял.

Никакого сходства не добившись,
Бросил моду попросту мечтать –
Он уснул, заранее напившись,
Чтоб во сне хоть Лермонтовым стать!

Пускай я плохой поэт,
Но я лучший плохой поэт…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И открыл я Ветхий Завет:
Все дороги ведут на тот свет.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Нынче вообще литератор повёлся:
Писать не умеет, не умеет поддавать.

Расклад забавный получился –
И это факт, к чему скрывать?
Сербовеликов научился
Стихи писать и поддавать.