Игорь Мерцалов - Джинн Искрюгай в любви и на войне

Мирная земля и мирные воды. Никому там, внизу, не было дела до мчащейся в небесной выси Особой дружины, вообще до великой войны джиннов и маридов. Даже странно как-то. Умом Искрюгай понимал, что дело в неизбежной природной ограниченности смертных: им просто не под силу объять воображением масштабы этой борьбы. А ведь если мариды одержат верх, переменится самый облик земли, и всё, что сейчас беззаботно живёт и радуется свету, вполне возможно, сгинет навсегда под толщей льдов.

Такое уже бывало…

Однако не везде царил мир. К вечеру четвёртого дня туча прошла над полем боя. По затоптанному, смешанному с грязью снегу ползли шеренги солдат, сверкали вспышки заклинаний, тянулся над полем серый туман орудийных залпов.

Во имя Создателя, они-то ради чего воюют? Мы, джинны, другое дело, мы сражаемся ради жизни на земле… Так думал Искрюгай, хотя, по совести, не было у него глубокого чувства, будто с «нами, джиннами» ему всё так уж совершенно понятно.

На пятый день летели над морем – и снова видели битву. Десятки кораблей кружили по волнам, дырявя друг друга ядрами. Сотни жизней исчезали в пучине. А ради чего?

Странно, до сих пор он об этом не думал ни разу, а ведь доводилось уже участвовать в морском сражении. Но он был спасательным джинном, по международным договорам, спасатели неприкосновенны, и Искрюгай даже по сторонам не смотрел, занимаясь только своим делом. В тот раз он сберёг сорок семь жизней: кого из-под обломков вытащил, кого из огня, кого к шлюпке перенёс… Судовую казну – и ту в руки старпому доставил, а вот корабельный журнал позабыл, поэтому, когда по окончании войны джиннов перераспределяли, Искрюгая направили в гражданский флот.

Теперь, глядя свысока, он недоумевал: для чего смертные так легко расстаются со своими скоротечными жизнями? И ведь глупыми их не назовёшь. Значит, должна быть какая-то причина…

Искрюгаю вспомнился караван посреди пустыни, а заодно и рассказ Отжигая про поединок «Ястреба» и «Комар-бея». Только ли жажда наживы повинна в том, что смертные легко пускаются в рискованные предприятия? Да что им нажива – на тот свет её с собой не заберёшь. Стремление взять побольше от короткой жизни? Полно: не так уж наживутся караванщики, не говоря уж о солдатах и военных моряках.

Один из кораблей внизу медленно погружался под волны, задрав к небу острый нос, и, провожая его взглядом, Искрюгай вдруг подумал: дело не в масштабах. Мы все – дети Создателя, сказал Хан Ифритов, а значит, и у смертных есть гордость, есть чувство долга и ответственности. Те же самые чувства, из-за которых сам Искрюгай под командой великого ифрита летит рисковать если не жизнью, то всеми своими мечтами и трудами…

Почувствовав движение в воздухе, Искрюгай напрягся, но это был всего лишь сильф – курьер, спешащий к Сожги-Башке. Предводитель Особой дружины каждый день принимал и отправлял по пять-шесть вестников. Морская битва уже откатывалась к горизонту, и молодой джинн сосредоточился на море. Это стихия маридов, и во время перелёта над водой разведка требовала особой бдительности.

Вскоре подлетел сменщик, Искрюгай вернулся на тучу, перекусил сланцевыми сухарями и присоединился к четверым собратьям, упражнявшимся с дротиками. Оторвал клок тучи, подвесил в воздухе в качестве мишени, отлетел и с разворота всадил в него дротик. Ему было далеко до других бойцов, но с этим оружием он уже освоился и научился призывать его почти мгновенно.

Он уже почти израсходовал выделенные для тренировки заклинания, когда поблизости раздался голос Джаркима:

–Эй, мирный герой! Держи удар!

Искрюгай едва успел поднять щит – с руки Джаркима сорвались сразу три огненных дрота немалой мощи. Удар был слишком силён, и Искрюгай упал, зарывшись в тучу.

–Ничего-ничего, – подбодрил Джарким, помогая ему выбраться из завихрений водяного пара. – Тяжело в учении – легко в бою.

–И где ты таких умных слов набрался? – проворчал Искрюгай.

–Так один смертный полководец говаривал. И, между прочим, был совершенно прав. Мой тройной удар – это особый приём, я его пятьсот лет оттачивал. Научишься его держать – и против маридского ледяного копья выстоишь.

–Научусь, вот увидишь. Теперь что – опять ятаганы?

–Нет, – мотнул головой Джарким. – Теперь отдыхай. Мы почти у цели, Сожги-ага отменил тренировки. Никаких занятий, кроме дежурств. Отдыхаем, копим силы – скоро в дело!

–Вот и славно, – вздохнул Искрюгай, внезапно понявший, насколько вымотался за эти дни; не то, что прикасаться к ятагану-красавцу – смотреть на него не хотелось.