Джейн. Не думаю, чтобы он мог чем-нибудь помочь.
Изобэл. Я знаю, ты его не любишь, Джейн, но поверь мне, он замечательный человек, почти святой.
Джейн. Кто нам действительно сейчас необходим — так это ясновидящий!
Колин. На сей раз я согласен с Джейн.
Изобэл (с упреком). О, Колин!
Колин. Даже добрый старый мистер Флинт был бы нам куда более полезен, чем отец Фланаган. Он хоть и не ясновидящий, но зато опытный юрист.
Изобэл. Добрый старый мистер Флинт хотел ехать с нами, но не мог оставить свою жену.
Джейн. Не похож он на папу.
Изобэл. Как тебе не стыдно, Джейн?
Памела. Почему нам не позвонить доброму старому мистеру Флинту и не рассказать ему все как есть?
Джейкоб (с убийственным хладнокровием). Я вам объясню, почему мы не можем звонить доброму старому мистеру Флинту, или отцу Фланагану, или папе римскому. Не можем потому, что все мы решили не сообщать о случившемся ни одной живой душе.
Колин. Мама еще не дала согласия.
Джейкоб. Вы должны согласиться, Изобэл… Умоляю вас. Если узнает мистер Флинт, то сразу же узнают и его коллеги, а если будут знать его коллеги, то это станет известно их женам, и мы не успеем оглянуться, как наш секрет попадет в печать.
Изобэл. Странное у вас представление о порядочности английских агдвокатов.
Джейкоб. У меня совершенно точное представление о том, насколько люди способны держать язык за зубами.
Колин. От всех этих рассуждений мало толку. Почему мы не идем в отель?
Входит Себастьян.
Себастьян (Джейкобу). Вы звонили, сэр?
Джейкоб. Нет.
Себастьян. Как странно. Могу поклясться, что слышал звонок. Вероятно, это звонил велосипедист на улице. Могу я быть чем-нибудь полезен?
Джейн. Да, Себастьян, очень.
Себастьян. Всегда к вашим услугам, мисс.
Колин. О боже! Опять начинается!
Джейн. Вы тут упомянули, что подлинность письма моего отца была засвидетельствована Мари-Селест и каким-то старшим официантом.
Себастьян. Да, Жюлем Месонье, улица Перпиньян, 80 бис.
Джейн. Он говорит по-английски?
Себастьян. О нет. Хотя в период освобождения Франции он, вероятно, усвоил несколько американских фраз, вроде — «О’кэй» и «Дайте мне чашку кофе».
Джейн. Он не читал письма? Они оба его не читали?
Себастьян. Нет, они только подписались как свидетели.
Джейн. Прекрасно. И вы совершенно уверены, что никто за стенами этой комнаты не знает содержания письма?
Себастьян. Совершенно уверен. Я сам положил его в банковский сейф в запечатанном конверте.
Джейн. Когда вы только начали служить у отца, у вас не возникало подозрение, что он вовсе не художник?
Себастьян. Ни малейшего, мисс Джейн. Он предупредил меня, что во время работы ему необходимо полное уединение. Так он объяснял, почему никогда не работал в своей студии. Она нужна была ему только для рекламы, чтобы поражать воображение покупателей. Затем, ближе узнав меня, он, конечно, доверился мне.
Джейн. Где же он тогда работал или делал вид, что работает?
Себастьян. На Сен-Клод. Снял студию под вымышленным именем. Обычно он уходил утром веселый, как жаворонок, а вечером возвращался усталый.
Джейн. А работал он каждое утро?
Себастьян. О нет! Только тогда, когда чувствовал в этом потребность, как он говорил.
Джейкоб. Сен-Клод? Где именно на Сен-Клод?
Себастьян. Тупик Луи-Филиппа, 16.
Джейкоб. Почему вы нам не сказали об этом раньше?
Себастьян. Вы меня не спрашивали.
Джейкоб. Ключи у вас?
Себастьян. Да, месье.
Джейкоб. Где они?
Себастьян. Там же, где и письмо, в сейфе Канадского королевского банка.
Джейкоб. Студия пуста? В ней ничего нет?
Себастьян. Только его последнее полотно.
Джейкоб (почти кричит). Как?!
Себастьян. Его последний великий шедевр — «Обнаженная со скрипкой». (Звонок у парадной двери). Простите. (Кланяется и выходит), с Джейкоб. Последняя картина! «Обнаженная со скрипкой»!
Джейн. Успокойтесь, Джейкоб, ради бога, успокойтесь!
Джейкоб. Коварный вымогатель! Подлец! Я упрячу его в тюрьму, он у меня угодит за решетку!
Читать дальше