Ноэл Кауард - Приди в мой сад, Мод

Вернер (слегка встряхивает ее) : Раз и навсегда смени эту пластинку.

Мод: Идет. Я просто хотела быть честной.

Вернер (отпускает ее) : И запомни, что меня интересует не твое прошлое, а твое будущее. И часть этого будущего — я. Это понятно?

Мод (опускает глаза) : Понятно, Вернер. Вполне.

Вернер: Хорошо, с этим решено. Теперь: куда мы отсюда поедем?

Мод (неожиданно смеется) : Как насчет Рима?

Вернер: Как прикажешь, принцесса!

Мод: Когда ты сможешь приехать? На этой неделе? В следующем месяце? Когда?

Вернер: Неделя, месяц — чтоб я сдох! Я еду прямо сейчас. Вместе с тобой.

Мод: Вернер!

Вернер: В этом твоем дурацком «Фольксвагене».

Мод: Он очень маленький. Ты не сможешь вытянуть ноги. Тебе будет неудобно.

Вернер: Сиденье отодвигается назад?

Мод: Да… Кажется, да. (Резко вскидывает на него глаза) Вернер, ты серьезно?

Вернер: Еще как серьезно! Во сколько мы отъезжаем?

Мод (вдруг отворачивается) : Нет, Вернер, я не могу тебе этого позволить. Правда, не могу. Все это так неожиданно. Ты должен собраться с мыслями, все обдумать.

Вернер: Струсила? Идешь на попятную?

Мод: Нет, нет. Дело вовсе не в этом. Я не о себе думаю, а о тебе. Все, что я сейчас говорила, очень серьезно. Ты ведь действительно совсем ничего обо мне не знаешь. Все, что тебе доподлинно известно, это что я вышла замуж за сицилийца, родила сына в Корнуэлле, и теперь в Лозанне у меня родился внук.

Вернер: Еще я знаю то, что мне рассказала Фелиция.

Мод (неожиданно сердито) : Прежде чем жениться на Анне-Мари, ты тоже консультировался с консьержками на этажах?

Вернер (сухо) : Нет. А следовало бы.

Мод (смеется) : Милый мой ковбой, как все это глупо. Как будто кто-то все решает за нас.

Вернер: Послушай, принцесса, ты сама начала эти разговоры о лошадях, дельфинах, золотой рыбке. Как я смогу поймать золотую рыбку, если испугаюсь проехаться в автомобиле,

Мод: Но ведь когда-то ты любил Анну-Мари? Я имею в виду, в самом начале?

Вернер: Наверное, я смог уговорить сам себя, что люблю ее. И вообще, я попал к ней рикошетом.

Мод: Как это «рикошетом»?

Вернер: До Анны-Мари я уже был однажды женат. На женщине, от которой был совершенно без ума. (Пауза) Затем, после Перл Харбра, когда меня призвали во флот, она связалась с другим парнем, и они уехали в Мексику. Пока я мотался по Тихому океану, она оформила развод. Когда в 1946 я вернулся в Миннеаполис, мой старик уже отдал Богу душу, и дело перешло ко мне. Анна-Мари тоже была там, ждала возвращения героя войны. Мы знали друг друга с детства.

Мод: Она была хорошенькая?

Вернер: Да. Именно хорошенькая — это самое точное определение. Ее мать и моя мать вместе ходили в школу. Каждый надавил, навалился, как мог, — ведь это было так естественно. Мы поженились и были счастливы долго-долго — целых семь месяцев. Даже в то время можно было делать неплохие деньги, и мне было, чем себя занять. Потом она забеременела и сделала аборт, ничего мне не сказав, а я больше всего на свете хотел иметь ребенка. Она сделала вид, что это был выкидыш, но позднее я узнал правду.

Мод: Зачем она это сделала?

Вернер: Не знаю. Думаю, она боялась рожать. К тому же, ей хотелось сохранить фигуру. Ее фигура всегда очень ее волновала. Знала бы, сколько салата она уничтожила. Поедать салат было ее любимым занятием.

Мод: Весьма унылое занятие.

Вернер: Мне этого объяснять не нужно.

Мод: И тебе никогда не приходило в голову расстаться с ней?

Вернер: О да, пару раз я подумывал об этом, но в конечном счете решал, что игра не стоит свеч. Мы жили каждый своей жизнью — Анна-Мари и я. У нее была светская жизнь — приемы, пикники. У меня была моя работа, время от времени скрашиваемая короткими интрижками.

Мод: Приятно слышать.

Вернер: Мы могли бы продолжать в том же духи до бесконечности, если бы не начались эти поездки в Европу. Для таких женщин, как Анна-Мари, Европа хуже змея-искусителя. Они ни с того, ни с сего начинают мнить о себе Бог знает что.

Мод: Я принадлежу Европе, Вернер. Я европейка с головы до пят. Поэтому я и предлагаю. Тебе хорошенько подумать, прежде чем сжечь все корабли.