Лаура: Мамочки, мне страшно…
Мишу: Ты же говорила, что не боишься привидений.
Лаура: И что на следующую ночь?
Мишу: Назавтра он явился вместе с Немировичем-Данченко.
Лаура: С кем?
Мишу: Ты не знаешь, кто такой Немирович-Данченко?
Лаура: Нет.
Мишу: Ну ты даёшь!
Лаура: Да, я тёмная и необразованная, уже поняла. Давай дальше!
Мишу: «Позвольте вам, Владимир Иванович, — говорит Станиславский, — представить лучшего румынского актёра из молодого поколения. Мишу Марин, извольте любить и жаловать!» «Душевно рад знакомству, юный коллега, уместно ли мне будет спросить, каково ваше амплуа?» — спрашивает Немирович-Данченко. «Амплуа, — отвечаю, — это пережиток, вы сами так учили. Я универсал». «Отрадно слышать! — обрадовался Немирович-Данченко. — Универсалы — они нынче на вес золота! И какие роли играете?» «Ну-у, — говорю, — сейчас работаю над ролью Хромого Зайчика в „Мести Белок“ и готовлюсь сыграть в „Трёх поросятах“ Ван Гуля». Тут Немирович-Данченко укоризненно так глянул на Станиславского и испарился. «Не обращай внимания, — говорит Станиславский, — он у нас такой чувствительный».
Лаура: Интересно, сколько ж ты пива влил в себя перед этим?
Мишу: Спроси меня лучше про важное событие.
Лаура: Да-да, говори.
Мишу: Станиславский посмотрел на меня пристально и сказал: «Дорогой Мишу! Скоро ты познакомишься с женщиной. Её зовут Лаура Пэдуряну. С ней ты должен связать свою жизнь, не пожалеешь!»
Лаура: Ну хватит! В жизни не видела большего придурка! И вот в эту чушь я должна поверить? Ты врун! И чокнутый к тому же.
Мишу: Да рядом с тобой любой бы чокнулся! В «Отелло» я еле удерживаюсь, чтоб не придушить тебя по-настоящему! Стоит только подумать, что ты могла бы мне изменить…
Лаура: О да, я почувствовала. Вся шея вон в синяках, псих ненормальный.
Мишу: Потому что ты завалила сцену с Дездемоной! Тебе что было сказано? Дездемона — это просто блондинка, которая влюбилась в негра, и всё! Всё! А ты что играешь?
Лаура: Это и играю!
Мишу: «Это и играю». Говно в сиропе ты играешь, вот что!
Лаура: Да что с тобой сегодня? Обязательно меня до слёз хочешь довести?
Мишу: Ой, только пожалуйста, без рыданий!
Лаура: Так не доводи меня!
Мишу: Я тебя не довожу, я просто устал, и меня вывел из себя это грёбаный драматург-новатор. Пицца вкусная? (Лаура молчит, надувшись.) Вкусная пицца?
Лаура: Да.
Мишу: Ты обиделась?
Лаура: Ничего, я привыкла. Ты всегда придираешься.
Мишу: «Придираешься»! Актёр должен одинаково хорошо играть везде — и в большом городе, и в забытой богом дыре.
Лаура: Это кто сказал? Станиславский или Гротовский?
Мишу: Нет, ты у меня точно нарвёшься сегодня! Что ты хихикаешь?
Лаура: Ничего. Ты смешной, когда сердишься.
Мишу: То есть?
Лаура: Надуваешься, как маленький.
Мишу: Неправда!
Лаура: Правда-правда! Чем более жёстким и брутальным хочешь выглядеть, тем смешнее.
Мишу: А получить не боишься? Это тоже будет смешно?
Лаура: Тоже!
Мишу: Какая ты сегодня. Я хочу тебя поцеловать.
Лаура: Ох! Пацалуйти меня, дяденька!
Мишу: Кетчуп хоть с губёшек сотри.
Лаура: А зачем, господин артист? Будьте Отелло! Представьте себе, что это кррровь! (Целуются. Пауза.) Слушай, спасибо, что втянул меня в это, что взял в антрепризу. Эх, бедненькая наша антреприза! Я счастлива, честно!
Мишу: И тебе нравится весь этот кошмар?
Лаура: Ужасно!
Мишу: Ты серьёзно? Вот эта наша дерьмовая жизнь? Мы деньги каждый раз выдираем буквально клещами, ночуем, где придётся, в ножки кланяемся мэрам и инспекторам по культуре — бывшим, мать, их, физрукам!
Лаура: Всё равно, я счастлива. Я играю. За это — всё готова отдать. я впроголодь готова жить, только бы играть.
Мишу: Я вот заметил у тебя… Мне кажется, у тебя перед спектаклем поднимается температура.
Лаура: Не кажется. Это правда. Сначала я пугалась, даже к врачам ходила. Ничего не нашли. Говорят, творческая горячка.
Мишу: Впроголодь, говоришь, только бы играть… Хорошо сказано, но слегка мелодраматично — не думаешь?
Читать дальше