Феликс Лопе де Вега: Фуенте Овехуна

Не получается ль тогда
Себялюбивая отрада?

Ты, Менго, прав.

В конечном счете
Вот и выходит, что, любя,
Я тешу самого себя.
Другой любви вы не найдете.

Священник наш с большим искусством
Нам проповедовал с амвона
Про многомудрого Платона,
Учившего любовным чувствам.
Он только душу обожал,
А в ней лишь то, что благородно.

Вопрос таков, что он бесплодно
Нераз, должно быть, утруждал
Мозги ученейших людей,
Сидящих в университете.

Ты, Менго, ни за что на свете
Не убедишь своих друзей.
Но раз ты прожил, не любя,
Благодари судьбу свою.

А ты? Ты любишь?

Честь мою.

Бог ревностью замучь тебя!

Так кто же выиграл, скажите?

Спросить, по правде говоря,
Вам следует пономаря,
Или священника спросите.
Лауренсья никого не любит,
Мой опыт скуден до сих пор.
Так где ж нам вынесть приговор?

Смотрите, гордость вас погубит!

Приветствую честной народ!

Да это — служка командора!

Мошенник высшего разбора.
Откуда, куманек?

А вот,
Пришел таким, как был в бою.

И дон Фернандо возвратился?

Поход победой завершился,
Хоть нам пришлось, не утаю,
Людьми и кровью поплатиться.

Мы всё хотим подробно знать.

Могу все точно рассказать,
Притом устами очевидца.
Чтобы отправиться в поход
На этот город дерзновенный,
Зовущийся Сьюдад-Реаль,
Блистательный магистр поспешно
Собрал среди своих вассалов
Две тысячи отважных пеших
И триста конных удальцов,
Призвав и светских, и священство;
Затем что все итти повинны,
Кто носит алый крест на персях,
Хотя б он был в духовном званьи, —
В войне с неверными, конечно.
На этом юноше бесстрашном
Кафтан зеленого был цвета
С богатым золотым шитьем,
И только наручи виднелись
Сквозь откидные рукава,
Застегнутые на шесть петель;
Конь, серый в яблоках, под ним,
Огромный и могучий телом,
Отведал струй Гвадалквивира
И сочных трав его прибрежий;
Пахви на нем, лосиной кожи,
И бантом схваченные ленты,
Переплетающие чолку,
Таким же были украшеньем,
Как эти пятна снеговые,
Плывущие по белой шерсти.
Бок о бок с ним Фернандо Гомес,
Наш господин, на неизменном
Своем буланом: навис черный,
И белый храп, белее снега.
Накрыв турецкую кольчугу,
Сверкают латы и оплечья,
А плащ с оранжевой каймой
Заткали золото и жемчуг.
Венчая боевой шишак,
Курчавые белеют перья,
Как померанцевый цветок,
Из этой желтизны расцветший.
На перевязи красно-белой
Он не копье рукой колеблет,
А целый ясень сотрясает,
Вплоть до Гранады всем зловещий.
Сьюдад-Реаль поднялся к бою.
Он заявил, что будет верен
Короне королей кастильских
И отстоит ее владенья.
Магистр сломил их оборону,
Ворвался в город, всех мятежных
И тех, которые когда-то
Осмелились его бесчестить,
Распорядился обезглавить,
А остальных, из низкой черни,
Велел, заткнув им глотки кляпом,
Бичами отхлестать примерно.
Теперь его там все боятся,
И любят все, и каждый верит,
Что кто от юности искусен
В войне, расправе и победе,
Тот станет в зрелые лета
Грозою Африки надменной
И множество лазурных лун
Крестом багряным ниспровергнет.
Он с командором и с другими
Повел себя настолько щедро,
Что словно отдал на грабеж
Не город, а свое именье.
Но вот и музыка гремит.
Встречайте же его с весельем!
Радушье — лучший из венцов
Для возвратившихся с победой.