— Ну-ка, дядя, погадай…
Худой человек надел синие очки и взял за руку Чиркина:
— По планиде Арарат выходит, что едешь ты в деревню, что человек ты большого роста и что ты не то женатый, не то холостой…
— Холостой, сказал Чиркин.
— Молчи. Сам по планиде Арарат вижу, что холостой. В каком году родился?
— В 1904.
Худой человек задрал нос к небу и пожевал губами:
— По планиде Арарат выходит, что тебе 24-й год.
Чиркин испуганно выдернул руку.
— Во, чорт! Уж не колдун ли ты?
— Дай руку. По планиде Арарат выходит, что проживешь ты долго, долго, до того дня, покуда не помрешь…
— Женюсь, али нет?
— Жениться не женишься, а к восьмидесяти годам овдовеешь. Опять же радость тебя ждет…
— Уж не в председателя ли совета меня изберут?
— Уж не в председателя ли совета меня изберут?
— В председатели. И будешь кататься, как сыр в масле…
Чиркин полез за деньгами и восторженно бормотал:
— Ей богу, колдун! И насчет долгого житья, и насчет председателя, и насчет сыра в масле… Все правильно. Ей богу, колдун!
Худой человек встрепенулся и убежденно добавил:
— А еще по планиде Арарат выходит, что обкрадут тебя…
Чиркин взглянул на то место, где стоял мешок, и завертелся волчком: мешка не было. Чиркин весело хлопнул себя по коленке:
— Во, угадывает, так угадывает! Обязательно колдун!
Чиркин полез за деньгами и восторженно бормотал:
Сценка на бульваре
— Несчастная моя жизнь, мамзель; свободной минутки нет, чтоб с барышней объясниться. То беги полк на поверку собирать, то на покой его укладывать…
— Ну, какой же вы несчастный? Вы, вероятно, большой пост занимаете?
— Конешно. Дык я же полковой горнист!
Красноармеец подходит к грязной бабе, у которой на лотке грязные крашеные пряники.
— А я, бабушка, не отравлюсь твоим пряником?
— Что ты, милый, еще ни один из отравившихся мне не жаловался.
— Чего это Симков с поникшей головой ходит, будто она еле на плечах держится?
— А он вчера письмо домой писал: сто поклонов отбил и каждый — до сырой земли.
Кавалерист.Вот так неслись мы… как стрела… два поезда обогнали.
Пехотинец.Вре…
Кавалерист. — Не веришь? Спроси вот у Михрюткина…
Михрюткин.Правда… Только поезда-то стояли.
Из письма Великанова домой
— Дорогая мамаша, спешу в первых строках своего письма сообщит, што я опасно заболел чихоткой. А застудился я по той причине, что я — кавалерист и завсегда имею дело с холодным оружием, так что в этом оружии холоду содержится до 50 градусов, как в Сибири.
Дорогая мамаша, ежели вы не желаете своему сыну смерти, то пришлите 20 рублей на усиленное и идиетическое питание.
Остаюсь ваш чихоточный сын кавалерист Великанов .
— Вася, я хочу казенную гимнастерку загнать.
— Много мне за нее дадут?
— Много.
— Рубль дадут?
— Больше.
— Два?
— Больше. Три со строгой изоляцией.
Рассказ Голянкова
I
Ванька с Митькой — приятели. К тому же земляки и оба чудаки большие. Каждый — посвоему. Ванька вечно зубоскалит. Все у него хаханьки да хихиньки, смешки да шуточки. А промежду прочим — парень хитрый: любит «подъехать», «подкузьмить», «объегорить» и просто поддеть за живое.
Митька тот в другом роде: улыбается редко, вид имеет мрачный и решительный. Только по глазам — простофиля-простофилей. Зато уж разотчаянная голова. Все нипочем и море по колено! И достоинства своего не уронит — н-не-ет ни за какие благи!
Бывало, еще дома, в деревне, идут когда в праздник вместе по улице: Ванька — Митьке:
— Мить, а Мить, слабо́ тебе учительше окно разбить? — Митька только уничтожающе посмотрит на Ваньку и презрительно сплюнет. А Ванька все свое: — А вот слабо́!
Тогда Митька уже в азарт!
— Кому мне-то? Слабо́?.. Гляди, только поравняемся. — И уже камень ищет. И, поравнявшись с учительшиной квартирой, — рра-аа-з… Стекло — дзи-и-инннь… А за окном испуганное: — Ах, батюшки, што эта?..
А Митька уже брызнул за угол, а там по огородам — и уже встречает Ваньку на другом конце улицы и торжествующе ухмыляется: — Што — слабо́.
Так и в остальном. Бывало только заикнется Ванька:
— Мить, слабо́ залпом две бутылки «первача» выдуть?
Читать дальше