Юрий Юрков - Карусель, или Матриархат

«Прямо прохода не дают», – жаловался центрфорвард на защитников команды противника.

***

В узких кругах имел большие связи.

В чем сомневаешься, то знаешь лучше всего.

Нерадивый пастух держал коров в загоне.

Коллектив жаловался – в один голос.

Опростоволосилась – смыла краску с волос.

И сухарь-человек, может иметь подмоченную репутацию.

Складка произвела на утюг неизгладимое впечатление,

Иногда схватиться за соломинку важнее, чем схватиться за ум.

Из докладной прораба: материала нет, возвожу воздушные замки.

Даже в черных очках оптимист все видел в розовом свете.

Для домашних сцен репетиции не требуются.

Болезнь вывела алкоголика на чистую коду.

«Мне хоть бы хны», – не унывала одна из модниц.

***

«Какая муза его укусила?» – размышлял редактор, читая рукопись начинающего критика.

Мечта начинающего прозаика – попасть в переплет.

«Ни слуху, ни духу», – так выразился руководитель духового оркестра об одном из музыкантов.

«Шутки в сторону», – приговаривал конферансье, готовясь к выходу на сцену.

«Не будь дураком», – увещевал режиссер артиста, отказывающегося от роли Иванушки-дурачка»

***

Августейшая особа: ушедший в отпуск в августе.

***

Прежде чем решиться на замечание- подумай, а сделаешь ли ты подобное замечание своему начальнику.

***

Если разговор двух собеседников возвращается к тому с чего был начат, значит разговор надо кончать.

Ура – а – а! У нас новенькая сотрудница в отделе появилась… Радости-то, радости! Карау – у – ул! сколько у ней увлечений и подруг!

Зоинька (так новенькую величают), в свои девятнадцать лет уже дважды побывала замужем. От пережитого она подолгу и с удовольствием курит и названивает по телефону задушевной подружке-Феньке, или Фенька звонит ей. Кончается разговор всегда одним и тем же – Зоинька заедет за Фенькой или Фенька навестит Зоиньку.

В свободное от этого важного дела Зоинька наводит красоту: красится, выщипывает брови, занимается ногтями; не без интереса смотрит в окно или привычно глотает какие-то пилюли, а иногда открывает книгу и пробует читать. Уморясь, уже на 1-й странице, тщательно готовится к чаепитию и никогда не выключает приемник. Она вечно не высыпается. Ей лень сходить в столовую. Одним словом, Зоинька полностью разочарована в жизни. Но и это полбеды.

– Можно закурить, Трофим Маркелович? – слышу нежный голос. Это ко мне. Я краснею от внимания и… разрешаю. На мое несчастье – я не курю.

…Скоро Зоинька скрывается в сиреневой дымке… Говорят, что это очень хорошие сигареты… На Зоиньке очень много драгоценного металла и редких минералов. А как ей идет курить: тогда она становится похожей на киногероиню… Но вот Зоинька начинает двоиться, троиться, затем спиралью вытягивается вверх и превращается в сияющую башню, вдруг расплываясь, преобразуется в подобие ювелирной витрины… Когда Зоинек, башен и витрин становится несколько, я понимаю, что отравлен, качаясь, выхожу в коридор… Семь шагов вперед – семь назад. Здесь у кабинета шефа – безопасная зона, здесь не курят. На улицу тоже не выскочить без потерь – на лестничной площадке у таблички «Не курить» во всю дымарит готовый рассыпаться в прах от прикосновения ласковый старичок с пергаментным лицом; рядом – жадно поедает дым молчаливый молодец с огненной бородкой и баками. Это завсегдатаи. Распахиваются двери и бегут, бегут курильщики из других отделов, на ходу, словно собираясь драться, выхватывают из карманов кулаки с зажатыми в них папиросами и спичками.

Я опять ныряю в кабинет и некстати… Зоинька как обычно разговаривает по телефону, на этот раз с нервным молодым человеком. Суть беседы: что будут делать вечером? Мне становится неловко, и я опять выхожу в коридор: гуляю, а дело ждет. Вчера взял бумаги домой поработать, не сделал и забыл их… Сегодня, слоняясь по коридору, подсчитал, что ласковый старичок и молодец с огненной растительностью тратят на курево в два раза больше времени, чем на работу.

Мне неудобно и даже опасно для здоровья находиться в помещении, когда к Зоиньке приходят ее подружки – пощебетать о милых пустячках, без которых, оказывается, нельзя прилично существовать.

– Мы отравимся, Тимофей Маркелович, – предупреждают девочки.

– Н – не надо… вредно… легкие, поджелудочная, – неуверенно отбиваюсь я. Поздно! Как три пистолетных дула, целятся в меня еще три сигареты… Я успеваю выскочить в коридор… размышляю… Подружек Зоиньки почему-то никто никогда не спрашивает и не ищет, а они ведь на работе и часто в разговорах упоминают прекрасные слова – «аванс», «получка», «премия», «тринадцатая». Бывают дни, когда подружки не уходят совсем: варят супы, обедают, учатся вязать, примеряют «фирму» и ширпотреб и даже успевают при надобности вздремнуть.